Едва заметные очертания лепестков светились нежным розовым светом. Матрица была слабая, она выделялась только контуром — так дети рисуют цветы в подарок маме на день рождения.
Я протянул к матрице девушки ледяную паутинку. А потом, действуя очень осторожно, принялся штриховать один из лепестков плетением магических нитей. Для этого я подавал в матрицу Ани совсем крохотные порции энергии.
Но и их хватило!
Когда я принялся за четвёртый лепесток, первые три словно распрямились. Их свечение стало ярче, и я почувствовал, как из меня деликатно, но настойчиво тянут энергию.
— Что ты делаешь? — удивлённо спросила Аня.
— А что ты чувствуешь? — вопросом на вопрос ответил я.
— Ветер, — попробовала объяснить девушка. — Ощущение свежести, и такая бодрость… как будто вышла осенью на крыльцо в лёгком платье.
Я ещё не закончил с пятым лепестком Аниной матрицы. А шестой уже сам по себе засветился. И даже подрос.
— Красота!
Я оборвал ледяную паутинку.
— Ну, вот. Теперь ты — маг!
А это насовсем, или скоро пройдёт? — спросила Аня.
Я легкомысленно пожал плечами.
— Не знаю, посмотрим.
Блин, тоже мне магический доктор-самоучка!
— А что мне теперь делать?
Я растерянно потёр подбородок.
— Знаешь, а попробуй что-нибудь сшить! Только не придумывай специально. Разгони матрицу, и пусть она придумывает за тебя.
— Как это «разгони»? — нахмурилась Аня.
— Ну, — я задумался, подбирая слова, — у меня это похоже на звон или гул. Как будто внутри звучит струна.
— Поняла! — оживилась Аня. — Знаешь, кажется, я что-то такое чувствую!
Она закрыла глаза и принялась рассеянно перебирать разноцветные обрезки тканей на столе.
Через несколько минут её рука сама собой потянулась за ножницами.
Чик!
Вжик!
Руки девушки мелькали всё быстрее и увереннее.
Вот опять застрекотала машинка.
Ещё несколько взмахов ножницами.
Скажу честно — я наблюдал за девушкой с некоторым недоверием.
Одно дело — усилить готовую слабую матрицу.
И совсем другое — создать её почти из ничего.
Или не другое?
А может, это зависит совсем не от меня? Может, матрица Ани и сама бы развилась со временем, а я ей просто немного помог?
Так я успокаивал сам себя, пока девушка не повернулась ко мне.
— Ну, как?
На вытянутых руках она держала платье. Судя по длине и материалу — летнее.
Светло-голубой полупрозрачный материал рассекали стремительные золотые клинья.
Честно говоря, я ни черта не понимаю в покроях и деталях. Но платье мне понравилось.
— Офигенно! — сказал я.
— Погоди, я ещё кое-что придумала!
Аня снова закрыла глаза и принялась перебирать обрезки материи.
— Ань, я пойду, наверное, — улыбнулся я.
— А? — словно во сне спросила Аня. — Да, иди!
— Спасибо за помощь с комбинезоном! Я ещё зайду.
— Конечно!
Я вышел из ателье, и тут же в кармане комбинезона запиликал телефон. Звонила баронесса Поклонская.
— Костя, — спросила она, — ты не забыл?
Обожаю, когда разговор начинают с таких вопросов!
— Конечно, нет! — ответил я. — Дважды два — четыре, прямой угол равен девяносто градусов, «жи-ши» пишется с буквой «и».
— Да ну тебя! — обиделась баронесса. — Через час родители ждут нас на обед. Ты в училище? Я за тобой заеду.
— Скинь адрес, я доберусь сам.
— А ты где? — сразу же насторожилась баронесса.
— В Петербурге, — честно ответил я. — Увидимся, Маша! Твоей маме какие цветы нравятся?
— Розы. И мне тоже, если тебе это интересно.
— Принято.
Я сбросил звонок. Через минуту пришло сообщение с адресом.
Семейство баронов Поклонских проживало в трёхэтажном доме на Таврической улице. Дом был окружён забором, за которым виднелись ровные клумбы. На клумбах, словно язычки пламени, полыхали ярко-оранжевые цветы поздней календулы.
Пожилая служанка в кружевном белом переднике открыла мне дверь. Наклонила голову, тряхнув длинным хвостом жидких бесцветных волос, и сказала:
— Входите, вас ждут!
Барон Василий Георгиевич Поклонский был полным человеком с бритой наголо блестящей головой и щёткой коротких усов. Он хмуро взглянул на меня блестящими глазами в щёлках припухших век и сказал прямо:
— Вся эта возня с магическими тварями — глупое и опасное занятие. Делом нужно заниматься, делом! Прошу за стол, Константин!
Барон проглотил несколько ложек тыквенного супа и продолжил:
— У меня доходные дома в Петербурге, Ревеле и Хельсинки. Недавно в Париже на Монмартре выкупил два особняка, заказал переделать их под квартиры. Баронство — это блажь! Отказался, и не жалею. Содержать дармоедов из Императорской гвардии — удовольствия мало. Деньги им платишь, а пользы никакой. Так-то, юноша! Титул и деньги — вот что важно! Я слышал, вам Император недавно пожаловал дворянство? Это хорошо, очень хорошо! Но денег, как я понимаю, у вас негусто?
— Васенька! — предостерегающе сказала мать баронессы Поклонской — маленькая худая женщина с капризным лицом. Звали её Анна Петровна.
Я попробовал суп — он оказался чуть тёплым и сладковато-безвкусным.
— Я прямо говорю! — нахмурился барон на замечание жены. — У меня в Ревеле пять домов. Нужен свой человек, чтобы управляющие не воровали. Чем не приданое?
— Папа! — вспыхнула баронесса Поклонская.
Но успела стрельнуть глазами в мою сторону.