Укротители моря

Кидд снял форменный китель и присел на другом конце стола. Молчание становилось тягостным, он пытался совладать с чувством ненужности и собственной непричастности к этому избранному кругу офицеров. Он резко встал и, собравшись с духом, опять вышел на палубу. Кидд увидел, как матросы под командованием Ренци водружают стеньгу на место. Да, уж по части вежливых манер у Ренци не будет никаких проблем с капитаном, ну что ж, чуть позже он улучит момент, чтобы попрощаться со своим другом. Вахтенный офицер заметил Кидда и недовольно отвернулся. Стоявшие невдалеке матросы с нескрываемым любопытством поглядывали на него. Кидд покраснел и вернулся в кают-компанию. Было далеко за поддень, капитан морской пехоты уже куда-то скрылся. Слуга, молодой матрос, вытирал стол.

– Прошу прощения, сэр. Я сейчас уйду, – сказал он, подбирая свои тряпки.

– Ничего, юнга, продолжайте, – ответил Кидд. Остаться сейчас в одиночестве для него было невыносимее всего.

Он огляделся. Кают-компания радовала глаз приятным уютным видом: двери отдельных кабин выходили в зал, посреди которого стоял длинный стол, на одной из стен выдавалась вперед толстым боком бизань-мачта. Переборки и двери были отделаны панелями из красного дерева, каюту заливал дневной свет, льющийся из широких кормовых окон на противоположной стене, там даже располагались два уединенных четырехугольных балкончика. Судно как нельзя лучше было подготовлено для дальнего плавания.

Устаревших 64-пушечных фрегатов насчитывалось на удивление много – около тридцати боевых единиц, однако все они пользовались заслуженным уважением. В качестве конвойных судов они легко могли потопить любой вражеский фрегат, а при необходимости могли участвовать в большом сражении как линейные корабли. Морские рубежи страны уже охранялись 74-пушечными кораблями, тогда как эскадры, уходящие в дальнее плавание, в основном формировались из кораблей такого класса, как «Крепкий».

Кидд расхаживал по кают-компании и мрачнел все больше и больше. Вдруг на выступающей головке руля вроде полочки он нашел видавшую виды книгу под названием «Проповеди мистера Йорика» и неожиданно обнаружил под обложкой повесть Лоренса Стерна. От нечего делать он сел ее читать, и когда прочитал первую главу до половины, то услышал доносящиеся снаружи переливы свистка. Кидд решил, что это вернулся капитан с его новым назначением. Он недолго оставался в неведении. Раздался стук в дверь, и в кают-компанию вошел мичман.

– Лейтенант Кидд? Сэр, вас вызывает капитан.

На палубе на него снова бросил недовольный взгляд вахтенный офицер. Сундучок и багаж Кидда, явно лишние на палубе, были отодвинуты к грот-мачте.

– Скоро заберу, – вызывающим тоном произнес Кидд, направляясь в каюту капитана.

На этот раз капитан встретил его стоя.

– Не будем попусту терять время. У меня предписание выйти в море. Найти замену сразу не удалось. Придется вам, мистер Кидд, отправиться вместе с нами.

Томом вновь овладело радостное возбуждение. Хотя трезвый голос рассудка подсказывал ему: объяснение случившемуся, скорее всего, следует искать в неспособности служебного управления своевременно оформить нужные документы. Изменить назначение офицера на корабль было так же сложно, как изменить порядки в самом военно-морском флоте.

– Не стану притворяться, что мне все это нравится, мистер Кидд, – продолжал капитан, – но я полагаю, что вы будете нести службу как можно исправнее и старательнее. – Он сурово взглянул на Кидда. – Вы самый младший офицер на корабле, мне нет нужды напоминать вам, что при первой же серьезной провинности вы незамедлительно будете отправлены на берег, как только представится возможность.

– Я не подведу вас, сэр.

– Хм. Вот именно. Ладно, поздравлю вас как пятого офицера на борту «Крепкого», мистер Кидд, – капитан протянул ему руку, хотя его лицо не выражало никакой радости. – Покажите ваш офицерский патент и прочие документы моему клерку, он оформит все как полагается. Первый лейтенант подробно объяснит круг ваших обязанностей. Буду вам признателен, если завтра утром вы заступите на вахту.

Кидд воспрянул духом, очутившись снова в каюткомпании и следя за тем, как переносят вниз его пожитки. Его каюта была самой крайней с левого борта. Волнуясь, он открыл дверь, тут совсем недавно жил незнакомый ему офицер. Каюта оказалась крошечной. Ему предстояло делить свои ночные мысли с поблескивающим внизу в полумраке дулом восемнадцатифунтовой пушки, а его койка, привязываемая днем к потолку каюты, безмолвно напоминала, что он никогда не сможет стоять, выпрямившись во весь рост. Надо было найти место для своего сундучка, коробки для треугольной шляпы, шпаги, предметов личного обихода и книг. Вдоль всей передней стенки каюты стоял стол, хитроумно втиснутый в нишу, образованную округло выступающим наружу бортом. Из любопытства он выдвинул ящики, не осталось ли там чего-нибудь после прежнего хозяина.