Укрытие. Книга 1. Иллюзия

Холстон кивнул и в первый раз за все время подготовки посмотрел Нельсону в глаза. Он с удивлением заметил в них страх – а это чувство Холстон при своей профессии научился различать хорошо. Он едва не спросил Нельсона, в чем дело, но быстро сообразил: тот боится, что все инструкции окажутся напрасными, что Холстон выйдет и – чего ожидали от всех чистильщиков – не выполнит своих обязанностей. Не станет делать этого для людей, чьи правила, запрещающие мечтать о лучшем месте для жизни, обрекли его на смерть. А может, Нельсон боялся, что дорогое и сложное снаряжение, изготовленное им и его коллегами с использованием методов, разработанных задолго до восстания, покинет укрытие и просто погибнет в ядовитой атмосфере, не принеся никакой пользы.

– Все нормально? – спросил Нельсон. – Нигде не тесно?

Холстон обвел взглядом шлюз. «Моя жизнь слишком тесна, – захотелось ответить ему. – Моя кожа – тоже. И стены».

Но он лишь покачал головой.

– Я готов, – прошептал он.

Холстон сказал правду. Он странным образом, но искренне чувствовал себя совершенно готовым.

В этот момент он вспомнил, что такой же готовой казалась и его жена.

5

Тремя годами ранее

– Я хочу выйти. Я хочу выйти. Я-хочу-выйти!

Холстон примчался в кафе. Его рация все еще квакала – Марнс кричал что-то насчет Эллисон. Холстон даже не стал ему отвечать, а бегом поднялся на три этажа к месту происшествия.

– Что тут у вас? – спросил он. Протиснувшись сквозь толпу у двери, он увидел, что его жена бьется на полу кафе, а ее держат Коннор и двое других работников с кухни. – Отпустите ее!

Холстон шлепнул по рукам, сжимавшим лодыжки Эллисон, а она едва не угодила ему ботинком в подбородок.

– Успокойся. – Он потянулся к ее запястьям. Эллисон вырывалась из рук с трудом удерживавших ее взрослых мужчин. – Милая, что за чертовщина тут происходит?

– Она бежала к шлюзу, – пояснил Коннор, пыхтя от напряжения.

Перси схватил ее за ноги, и Холстон не стал его останавливать. Теперь он понял, почему тут понадобились трое мужчин. Он наклонился к Эллисон – так, чтобы она его увидела. Ее безумные глаза едва просматривались сквозь завесу растрепанных волос.

– Эллисон, дорогая, тебе надо успокоиться.

– Я хочу выйти. Я хочу выйти. – Ее голос стал спокойнее, но роковая фраза повторялась снова и снова.

– Не говори этого, – велел Холстон. От ее слов по телу пробежали мурашки. Он прижал ладони к ее щекам. – Милая, не говори этого!

Но Холстон понимал, что уже поздно. Ее услышали. Все услышали. Его жена подписала себе смертный приговор.

Он все умолял Эллисон замолчать, но комната уже завертелась вокруг него. У Холстона возникло ощущение, будто он явился на место какого-то ужасного несчастного случая – например, аварии в мастерской – и обнаружил, что пострадали те, кого он любит. Будто они еще живы и шевелятся, но он с первого взгляда понял, что их раны смертельны.

Стараясь убрать волосы с ее лица, он вдруг ощутил на своих щеках горячие слезы. Холстон наконец-то поймал ее взгляд, глаза Эллисон перестали лихорадочно метаться и смотрели осознанно. И на мгновение, всего на секунду – Холстон даже не успел задуматься, не накачал ли ее кто-то наркотиками, не надругался ли как-нибудь, – он увидел в них искру спокойной ясности, вспышку здравомыслия, холодного расчета. А потом Эллисон моргнула – и все это смыло, ее глаза вновь стали безумными, и она начала умолять снова и снова, чтобы ее выпустили.

– Поднимите ее, – попросил Холстон. Он разрывался на части: с одной стороны, он был мужем, чьи глаза туманили слезы, а с другой стороны, шерифом, обязанным исполнить свой долг. И ему не оставалось ничего иного, как закрыть Эллисон в камере, несмотря на то что в тот момент ему хотелось найти какую-нибудь комнатушку, запереться там и вопить. – Туда, – приказал он Коннору, удерживавшему Эллисон за дрожащие плечи, и кивнул в сторону своего кабинета и расположенной за ним камеры. А еще дальше, в конце зала, сияла яркой желтой краской большая дверь шлюза – спокойная и угрожающая, молчаливая и ждущая.

Оказавшись в камере, Эллисон немедленно успокоилась. Она уселась на скамью, уже не сопротивляясь и не бормоча, как будто просто заглянула сюда передохнуть и насладиться видом. Теперь в нервно дергающуюся развалину превратился Холстон. Он расхаживал туда-сюда перед решеткой и повторял вопросы, остававшиеся без ответа, пока Марнс и мэр занимались формальностями. Они обращались с Холстоном и его женой как с пациентами. В сознании Холстона снова и снова прокручивался ужас последнего получаса, но как шериф, привыкший остро чувствовать нарастающее в укрытии напряжение, он ощущал слухи, сотрясающие бетонные стены. Накопившееся давление начало с шипением вырываться через щели.

– Милая, поговори со мной, – вновь и вновь умолял Холстон.