Он не удержался и улыбнулся, потому что Джульетта продолжала смеяться. Она размазала по щекам слезы, и те превратились в грязь.
— Дай мне остаться внизу еще несколько дней, — сказала она. Это была не просьба, а утверждение. — Мне надо проверить, есть ли у нас вообще возможности для раскопок. А потом я приду целовать младенцев и хоронить покойников — но не в такой последовательности, разумеется.
Лукас нахмурился из-за ее впечатлительности. Затем добавил:
— И не будешь нести всякую ересь.
Она кивнула:
— Если мы станем копать, то тихо. — Она мысленно усомнилась, способна ли такая машина прокладывать себе путь без грохота. — В любом случае я собираюсь устроить небольшое снижение расходов энергии. Не хочу, чтобы главный генератор долго работал с полной нагрузкой. На всякий случай.
Лукас кивнул, и Джульетта поняла, насколько легкой и необходимой кажется ложь. Она подумала, не рассказать ли ему прямо сейчас о другой своей идее, над которой она размышляла неделями, пока лежала в больнице, выздоравливая после ожогов. Ей требовалось кое-что сделать наверху, но она видела, что Лукас сейчас не в настроении, и злить его еще больше ей не хотелось. Поэтому она и поведала ему только часть своего плана — ту, которая, как ей казалось, ему понравится.
— Как только организую работу здесь, я планирую подняться наверх и остаться там на какое-то время, — сказала она, беря его за руку. — Побуду немного дома.
Лукас улыбнулся.
— Но послушай, — решила она сразу предупредить. — Я видела, каков мир снаружи, Лук. Я просидела всю ночь у Уокера, слушала радио. Там много людей, таких же, как мы. Они живут сами по себе, в страхе, невежестве. Я намерена не только спасти своих друзей. Надеюсь, ты это знаешь. Я собираюсь добраться до сути того, что происходит за этими стенами.
У Лукаса дернулся кадык. Улыбка погасла.
— У тебя слишком далекие планы, — коротко произнес он.
Джульетта улыбнулась и сжала руку любимого.
— И это говорит человек, наблюдавший за звездами.
5
УКРЫТИЕ 17
— Соло! Мистер Соло!
Детский голосок пробился в самую глубину фермерского этажа, до тех прохладных клочков земли, где не горели лампы и ничего уже не росло. Там, на безжизненной почве, сидел Джимми Паркер один на один с памятью о своем старом друге.
Его пальцы медленно сжимали комочки глины и растирали их в порошок. Когда он сильно напрягал воображение, то ощущал покалывание коготков, пронзающих ткань комбинезона. Слышал урчание Тени, похожее на звук работающего водяного насоса. Но по мере приближения юного голоса вспоминать становилось все труднее. Свет фонарика пробился сквозь путаницу разросшихся ветвей, которые дети называли Заросли.
— Вот ты где!
Для своего росточка маленькая Элиза производила на удивление много шума. Она направилась к нему, топая великоватыми для нее ботинками. Джимми смотрел, как она подходит, и вспоминал, как очень давно ему хотелось, чтобы Тень умел говорить. Множество раз ему снилось, будто Тень стал мальчиком с черным мехом и урчащим голосом. Но такие сны Джимми больше не снились. И все равно он был благодарен за бессловесные годы, проведенные вместе со старым другом.
Элиза протиснулась сквозь ограду и обхватила руку Джимми. Фонарик она прижала к его груди, направив луч вверх и почти ослепив Паркера.
— Пора идти, — сказала Элиза, дергая Джимми за рукав. — Пора, мистер Соло.
Он моргал от яркого света и знал, что она права. Хотя Элиза и была младшей из всех детей, она успокаивала больше, чем остальные. Джимми раздавил в кулаке последний комочек глины, ссыпал крошки и вытер ладонь о бедро. Ему не хотелось уходить, но он знал, что остаться они не могут. Он напомнил себе, что их уход будет временным. Так сказала Джульетта. Она пообещала, что Соло сможет вернуться и жить вместе с теми, кто сюда придет. Некоторое время лотереи не будет. В укрытии появится много людей. И они снова оживят его.
При мысли о множестве людей Джимми вздрогнул. Элиза подергала его за рукав:
— Пошли. Пошли.
И Джимми понял, чего он боится. Не того, что однажды придется уйти, — этот день еще был впереди. Не того, что придется устраивать новый дом в самом низу, — этажи там почти осушены и больше не пугали его. Это была мысль о том, к чему он может вернуться. Его мир становился лишь безопаснее, по мере того как пустел. На Соло напали, когда он стал наполняться снова. Поэтому в глубине души он хотел оставаться один, быть Соло.