Укус

— Послушай. — Я решил говорить еще более прямо. — Сдается мне, лучше будет для нас, если ты не будешь знать, где мы оставим тело.

— Брось, — сказал он.

— Прошу прощения?

— Я иду с тобой.

— Но почему.

— Привязался к тебе, допустим. Ты же против не будешь?

Кэт одарила меня выразительным взглядом. В нем перемешались беспокойство и явный посыл в мою сторону: придержи язык.

Прежде чем я успел открыть рот, она оглянулась через плечо и сказала:

— Вы можете остаться с нами. Но при одном условии.

— Каком же?

— Как только мы попадем туда, вы сбросите Эллиота.

— С чего бы это?

— У Сэма больная спина.

— Ой, бедный Сэм. — Он усмехнулся. — Замануха-то в чем, Кэти?

— Замануха в том, мистер Снегович, что после того, как Эллиот коснется дна этого вашего замечательного секретного ущелья, мы без вопросов и с удовольствием доставим вас в город.

— Стервозные условия, Кэт.

— Я — та еще стерва, Снег.

Ее слова изрядно позабавили его — он откинулся на спинку сиденья, хихикая так, будто ничего в жизни смешнее не слышал.

Где-то в сотне ярдов впереди показался торпедообразный силуэт трейлера.

Мы нашли настоящую дорогу.

20

Отличную мощеную двухполосную дорогу. Никакой тебе тряски, подпрыгиваний, громыханий. Просто хороший, плавный ход.

— Славно едется, — подтвердила мои мысли Кэт. — Вернемся на Четырнадцатую?

— Может быть, — сказал я и, повернув голову, спросил:

— Нам есть смысл возвращаться к Четырнадцатому шоссе, мистер Снегович?

— Есть, и достаточно хороший, — сказал он.

— И где там эта дыра?

— Дыра? Что за дыра?

— Шахта. На дне которой лежит этот ваш Брок. Разве не к ней мы едем?

— К ней, родненькой.

— Вы же знаете, как туда проехать?

— Не знал бы — не стал бы тут байки плести.

— Так где же она? — начал терять терпение я.

— Не скажу.

Теперь уже к Снеговичу обернулась и Кэт.

— Если вы не скажете нам, где находится это место, как мы должны туда попасть?

— Просто. Я буду говорить Сэмми-бою, когда повернуть. Сэм, мужик? Просто продолжай ехать прямо, пока я не скажу.

— Хорошо, — сказал я.

— Это далеко? — осведомилась Кэт.

— Не шибко. Но и не рукой подать.

— Ладно, — протянула она. — Я просто собиралась вздремнуть.

— Ну так валяй.

Она обратилась ко мне.

— Ты, наверное, ужасно устал.

— Я в порядке. Поспи.

— Если почувствуешь, что совсем вымотался, растолкай меня, и я поведу.

— Заметано, — сказал я, клятвенно обещая себе держаться до последнего.

Кивнув, она чуть подалась вперед и расстегнула ремень безопасности.

— Не могу спать, когда эта штука на мне, — пояснила она. — Надеюсь, ты не понесешь во весь опор, и меня не катапультирует отсюда ко всем чертям.

Я думал было отговорить ее, но, в конце концов, это ее право — пользоваться или не пользоваться ремнем. Кроме того, я ни разу в жизни не разбивал автомобиль, который веду.

Мы, конечно, искушали судьбу. Напрашивались на неприятности на дороге.

Выпутавшись из ремня, она откинулась на сиденье, сложила руки на коленях и закрыла глаза.

— Едем прямо, потом выворачиваем на Четырнадцатую, — сказал Снегович.

— К северу?

— К северу.

Взглянув на Кэт пару минут спустя, я решил, что она, похоже, спит.

Умолк и Снег Снегович. Вскоре с заднего сиденья понесся грубый храп.

Звук этот был музыкой для моих ушей. Этот кошмарный тип хоть на время ушел из наших жизней, снова оставил нас с Кэт наедине.

Я посмотрел на нее.

Ночь была уже не такой темной, как прежде. Занимался рассвет. И мне было достаточно хорошо видно ее — столь хорошо, что сердце мое снова разбилось.

Сон вернул ее чертам спокойствие, мягкость, невинность — все то, что присуще было той Кэт, с которой я расстался давным-давно. Той, которой все еще было пятнадцать лет.

Хоть она и выросла в шокирующе красивую женщину, умную, сильную и решительную, мне было больно смотреть на нее, ибо теперь я знал, через что ей пришлось пройти. Как же много я пропустил. Как сильно она изменилась. Как страшно, что она так сильно изменилась.

Мое сердце сгорало.

И, чтобы хоть как-то унять эту ужасную скорбь, я сказал себе, что Кэт так или иначе повзрослела бы. Даже если бы я имел власть над временем, и мы бы с ней смогли остаться пятнадцатилетними навсегда, я бы вряд ли воспользовался таким даром. Да, быть может, мне бы этого страстно хотелось. Но — нет, я бы не позволил себе такое.

Потому что, как бы сильно я не любил ту девочку-подростка, я бы не лишил ее возможности стать взрослой женщиной.

Но, Боже, как же я был сейчас несчастлив. Как я страдал о той, которой лишился. Где наша молодость, наш задор, наше счастье?

Все прошло, и осознание убивало меня.

Но ведь всегда есть воздаяние.

Девочка-подросток стала прекрасной женщиной. Я — стал мужчиной.

И, хоть я ненавидел себя за то, что не смог удержать первую, я буду ненавидеть себя не меньше, если упущу и вторую.

Прошлое никак не вернуть все равно. Остаются воспоминания, над которыми можно горевать. Но убегать от настоящего — не выход. Надо держаться за него изо всех сил.