Укус фаланги

… И опять свалился с потолка. Открыл глаза, заворочался на полу. Почесал ушибленный затылок. Посмотрел наверх. Никакой сколопендры, конечно же, и в помине не было. Приснится же такое! Пробормотал, поднимаясь:

— Идрит-ангидрит. Что за непруха сегодня поперла.

Подумал, стоит ли опять лезть на потолок для завершения пост-трапезного релакса, и покачал головой. Сегодня лучше на кровати покемарить.

И только пошел к койке, как в дверь тихонько постучали. Сегодня прямо аншлаг, день приемов в посольстве. Кого нелегкая принесла?

Дверь отворилась, и Лукин сунул в палату лохматую голову. Сказал негромко:

— Тук-тук. К тебе можно, драчун?

Кана отозвался:

— Проходите, Евгений Константинович.

Лукин вошел, чуть прихрамывая, включил свет. Лампа над головой Каны тихо загудела.

— Как поживаешь, боец? Не разбудил?

— Какой там. Не могу заснуть. Мерещится всякая дерьмовщина.

— Ну, это, как раз-таки, неудивительно. Теоретически, тебе могут сниться фантасмагории из прошлых воспоминаний фаланг. Возьми за привычку записывать все свои сны. Тоже очень ценный источник информации.

Кана махнул рукой.

— Это же дичь, самая жестяная дичь, из всех, что я видел. Чего ее записывать? Вы лучше скажите, как у вас дела? Уже ходите потихоньку?

— А то как же. Не могу лежать на месте, как подумаю о твоем чудесном превращении. Это же преступление, валяться без дела, когда рядом такое сокровище находится. Давай, собирайся, пошли на тренировку. Что ты там про возросшую силу говорил? Хочу своими глазами увидеть, сколько ты поднимаешь.

Кана улыбнулся, а потом покачал головой.

— Сегодня не выйдет, Евгений Константинович. Мне сейчас позвоночник колоть будут.

— А, люмбальная пункция, — кивнул Лукин. — Да, были такие планы. Действительно, сегодня не получится.

Помолчал разочарованно, и добавил:

— Ты уж того, потерпи, Канат, не кусай медсестру. Подожди, пока я не приду.

Кана улыбнулся.

— Обойдусь без кровопролития. Под наркозом буду, в мире грез и теней. Отдохну наконец-то, а то толком не спал.

Евгений Константинович подошел ближе.

— Странно, обычно для пункции не нужен общий наркоз. Ты же можешь снести немного бо-бо, не маленький ведь?

— Я так понял, это в целях безопасности. Чтобы не произошло инцидента, — многозначительно пояснил Кана.

— Боятся тебя, стало быть? По любому поводу усыпляют.

— Да ладно, пусть. Меня другая проблема колбасит, профессор. Понимаете, я родителям на глаза в виде фаланги попался. Они в шоке, само собой. Я теперь не знаю, смогу ли скрывать это от них. Я сначала хотел, чтобы вы меня вылечили. А потом мне стало нравиться быть фалангой. Но я иногда не могу сдержаться. И, вот теперь я не знаю, будут ли родные в безопасности рядом со мной? Как быть, профессор?

Лукин снял очки, потер переносицу. Глаза усталые, задумчивые.

— А вот это, Канат, тебе решать. Ты сейчас на развилке стоишь. Как говорится, направо пойдешь, силу могучую обретешь. Ну, сила и так уже есть. Но себя и родных потеряешь. А если налево, то станешь обычным человеком, без силы волшебной. Зато с папой и мамой. Я утрирую, конечно, но как-то так.

— А посредине тропки нету? — с надеждой спросил Кана.

Лукин повертел очки в руке, посмотрел сквозь стекла на лампу, надел. Покачал головой.

— Посредине, по-моему, только болото непроходимое. Там все хитромудрые потонули, кто тоже хотел и волков накормить, и овец сохранить. Не получится, Канат.

— А вы бы что делали на моем месте?

— Ну, я, слава Богу, на своем месте нахожусь. С переломанными ребрами, кстати. Но мне легче, у меня родители давно в земле лежат. Разведен, детей нету. Имущества ноль, свободен, гол, как сокол. Ничего не держит.

Кана потер лицо.

— Не знаю, как быть. Спать не могу.

Лукин поглядел на него с пониманием.

— Ты молодой, вся жизнь впереди. Насладись жизнью, окунись в вечность, полюби девушку, нарожай детей. Наверное, тебе все-таки лучше излечиться от дара. Хотя, для науки это будет большая утрата.

— Артур Николаевич сказал, что мы стоим на пороге крупного прорыва в исследованиях. Может быть, вы скоро раскроете секрет моего превращения?

Евгений Константинович наморщил лоб.

— Как «на пороге прорыва»? Насколько я знаю, требуется еще, как минимум, год наблюдений. Наверное, ты путаешь.

— Нет, я точно помню, он сказал что-то в этом роде. Он даже сказал, что через месяц я смогу вылечиться. И сегодняшняя ваша пункция тоже должна помочь.

— Это что-то новенькое, — сказал Евгений Константинович. — Ты уверен?

— Клянусь всеми шестью ногами.

Лукин подошел к окну, почесал космы на макушке. Сказал задумчиво:

— Кажется, я понял, в чем дело.

— А что такое, профессор?

Евгений Константинович повернулся.

— Канат, обещай, что ты спокойно воспримешь эту новость. И не откусишь мне голову в припадке бешенства.

— Обещаю, профессор. Только вы объясните, наконец, что творится?

Лукин подошел ближе. Заговорил тихонько, будто за дверью могли подслушать:

— Климов тебя обманул, Канат. Пункцию не делают под наркозом. Это просто предлог, чтобы надежно тебя усыпить. Обычного снотворного, которое тебе давали сначала, недостаточно. Мы недавно пробовали его давать тебе через пищу, оно на тебя не действует.