– А прогуляться не хотите? – предложил комиссар. – Глупо же весь день сидеть взаперти.
– Прогуляться? И нарваться на братьев Браччи? – Лавацци покачал головой. – Говорят, парни сильно обозлились. Оно и понятно – вы же угрохали их старика.
Рандаццо начал закипать.
– Я застрелил зверя, преступника, захватившего в заложницы женщину и угрожавшего оружием. Мои действия оправданы обстоятельствами. Кто знает, как бы все повернулось, если бы я не предпринял никаких мер?
Мальпьеро отмахнулся от слов комиссара, как от назойливых мух.
– Слышать ничего не хочу. Ни слышать, ни знать. Наше дело маленькое, а судят пускай другие. Нам приказано держаться рядом с вами, вот мы и держимся. А вы что же, предлагаете нам нарушить приказ? Невероятно! Человек такого ранга!
– Неслыханно! – поддержал приятеля Лавацци, сокрушенно качая головой. – Поневоле задумаешься, куда катится мир. Никакой дисциплины. В этом вся проблема.
– Я уже устал от…
– Это вы мне говорите?! – завопил Лавацци.
В открытом окне возникло невозмутимое лицо монаха. Съехавший на шею капюшон обнажил загорелую лысину. Монах поднес палец к губам:
– Ш-ш-ш…
Подождав, пока окно закроется, Лавацци негромко выругался и угрюмо посмотрел на Рандаццо.
– Мы здесь, на хрен, устали. Понятно? И оттого, что вы это повторяете, лучше не становится. К тому же…
Он взглянул на часы. Приближался полдень. Время ленча. Уж чего-чего, а возможности набить брюхо эти двое не упустят, подумал комиссар. Тем более за чужой счет. Служебный долг вовсе не мешал им исчезать на час-полтора примерно в это время. Возвращались они довольные, с красными физиономиями и следами соуса на лоснящихся губах. Комиссару же приходилось довольствоваться незатейливой, однообразной трапезой монахов.
– Мы могли бы сходить на ленч…
– А кто платит? – тут же спросил Мальпьеро. – Вы?
– Могу и я, если вам так нравится, – ответил Рандаццо. Ради удовольствия не жалко и потратиться. К тому же, взяв на себя расходы, он потребует, чтобы они сели за другой столик, и насладится пусть и недолгим уединением.
Полицейские переглянулись. Комиссар понял – шансы повышаются. Настроение сразу улучшилось. Хорошая еда, пара бокалов вина… На Кампо Арсенале, в тени огромных золотых ворот и неподалеку от четырех известных каждому горожанину львов, есть уютный ресторанчик, специализирующийся на домашней кухне. Вспомнив о львах, он усмехнулся. Все в Венеции знали, что статуи притащили из Афин во времена республики как «военный трофей». За века своего существования Венеция собрала богатый урожай подобных «трофеев». Город всегда брал то, что хотел и когда хотел. Этот урок истории Рандаццо постиг еще мальчишкой.
Глаза сторожей вспыхнули от жадности. Иногда он подумывал о том, что мог бы, пожалуй, убедить их пропустить мимо внимания визит Кьеко. Только вот как воспримут монахи появление женщины в этом светлом оазисе благочестия?… Возможно, попытаться все-таки стоит. Это было бы восхитительно.
Он вспомнил недвусмысленную реплику Мэсситера по поводу его жены, и настроение мгновенно испортилось.
– Ну так что? Время уходит, и я не собираюсь ждать вас весь день.
– Неужели? – рассмеялся Лавацци. – Ладно, побудьте здесь. Я только позвоню. Может быть, – он выразительно посмотрел на своего напарника, – идея не такая уж и плохая.
В отсутствие Лавацци Мальпьеро молчал. Очевидно, решил комиссар, он в этой паре был младшим.
– Кому вы постоянно названиваете? Подружкам? Или дружкам? – Удерживать злость становилось все труднее; вот и сейчас она прорвалась совершенно бессмысленными вопросами. – Телефоны у вас служебные, так что счета я проверю обязательно. И обещаю – за постороннюю болтовню вам не поздоровится.
Мальпьеро молча рассматривал свои толстые, загребущие руки, безмятежно насвистывая при этом идиотский мотивчик бесконечно звучащей по радио песенки. Лучшего развлечения он, похоже, придумать не мог.
Внезапно свист оборвался. Мальпьеро хмуро уставился на Рандаццо.
– Вы бы уж решили как-нибудь для себя, кто вы здесь такой. Честный парень или такой же, как мы. А то я что-то никак не пойму.
– Не смей дерзить, наглец! – завопил комиссар.
В окне снова возникло лицо, но теперь уже недоброжелательное, а укоризненное.
– Господа, – обратился к ним монах, – если вы не будете вести себя достойно, мне придется попросить вас уйти. Мы пошли вам навстречу, но вправе ожидать уважения.
– Ладно, ладно, – проворчал, махнув рукой, Мальпьеро. – Иди. Скройся. Прочитай молитву. Будем уходить, бросим мелочи в ящик.
Монах исчез, послав в адрес гостей далеко не благочестивый эпитет.
– Как вам, должно быть, везде рады и благодарны, – заметил комиссар.
Мальпьеро предпочел не отвечать. Через минуту вернулся Лавацци. В руке у него был пластиковый пакет.
– Радуйтесь. Нас отпускают на два часа. Надеюсь, комиссар, денег у вас хватит?
– Не беспокойтесь, – пробормотал Рандаццо, с любопытством глядя на пакет.