Укус скорпиона

Он возник из ниоткуда, как разряд молнии. Через несколько недель после того, как Саша начала встречаться с Костей, скрывая, правда, свою связь от мужа, с которым, впрочем, через месяц после этого развелась. Точнее, они поговорили, Саша призналась, что любит другого мужчину, что брак их трещал по швам с самого начала, что она не считает себя виноватой и что Слава должен уйти. Он ушел, через три месяца их официально развели и в съемной квартире на Роккосовского, оплачиваемой отчимом Саши, поселился Тютрин на некоторое время, с того момента, как Саша сказала Косте, что она не его девушка. Но до этого Тютрин названивал ей, всегда с разных телефонов, умоляя простить его, рассказывал, как ему тяжело жилось без нее, как она снилась ему каждую ночь, как, забываясь, называл жену ее именем, что, в конце концов, и привело к их разрыву. Саша сначала выключала телефон, едва услыхав в трубке голос Тютрина. Он был ей неприятен и ничего, кроме чувства гадливости, не вызывал. Прописную истину, что предавший однажды предаст снова, она знала наизусть. К тому же рядом был Костя, который каждый день таскал ей на работу букеты белых роз. То, что Саше не нравились розы в принципе (она любила орхидеи), он не знал, но и она ему не говорила, потому что ей приятно было его внимание и внимание окружающих к ней с цветами. Костя встречал ее с работы и провожал до дома, если работал в первую смену, во вторую – приезжал с утра в библиотеку, они вместе обедали, потом он ехал на склад.

И ничего больше. Он красиво говорил, читал Саше стихи, держал ее за руку, несколько раз сводил в пиццерию. Ей становилось с ним скучно, он повторялся, как реклама. Общих интересов у них не возникло. Все, что нравилось Косте, Саша не считала достойным внимания, а все, чем увлекалась она, соответственно, не нравилось ему. Они часто ссорились по пустякам. Сашу раздражал один только Костин голос, монотонный и скучный, как и его носитель. То, что Костя мог уставать на работе, она не принимала в расчет, она ведь тоже работала, оставаясь при этом бодра и весела. Саша считала, что достойна лучшего к себе отношения, чем просто любовь, она рассматривала свою жизнь как что-то яркое и незабываемое, полное фейерверков и балов-маскарадов, без уныния в лице своего партнера. Костя ей мешал, казался назойливым, занудным и старым. Она по-другому, нежели то, что происходило на самом деле, представляла общее будущее с ним. Большой город сломал его, выжал все соки, будто апельсин в соковыжималке, превратив в заурядного неудачника. Он же режиссер, а корячился в грузчиках! Саша думала, ну потаскает Костя тяжести недельки три, чтобы ощутить почву под ногами, а там слава свалится на его голову, как манна небесная. Однако он, оказывается, даже и не помышлял возвращаться в профессию, решив оставаться дном. А зачем ей грузчик? Зачем он вообще приперся в Минск в таком случае, если у него кишка оказалась тонка что-то делать, как-то шевелиться, прогрызая себе место под Луной? Бесхарактерная амеба. И это существо Саша любила? Хотя не любила, скорее была увлечена, как школьница учителем. Он же в универе таким мачо казался! Видимо, казался.

В какой-то момент постоянно преследующих мыслей о Косте, о его несостоятельности и никчемности, Саша и ответила на звонок Тютрина. Ей нужен был кто-то сильный. Она была свободна, красива, умна и хотела быть слабой. Костя не смог стать той стеной, тем замком, о который стоило бы разбиться в лепешку, чувствуя монолит надежности и опоры.

Не сразу Саша подпустила к себе Тютрина. Сначала дерзко и резко отвечала ему отказами, не верила ни единому его слову и не стеснялась говорить об этом. Называла Тютрина мразью и подонком, что, в сущности, недалеко от правды, раз он бросил детей, своих детей, черт с ней, женой. Дети – святое. Похоже, он действительно любил Сашу. Она простила его. Простила потому, что любила сама. А он ей снова насрал в душу. Избивал, унижал, отбирал деньги, позорил на людях, издевался на глазах у ее сына. Секс, конечно, не в счет. Он мало что мог в пьяном виде, а пил каждый день. И Саша пожалела, что сказала, нет, выкрикнула в лицо Косте как-то вечером, когда он провожал ее домой, что она не его девушка, а он…

– Мы едем или как? – вопрос Тютрина едва не сбил ее с ног, будто кеглю. Саша не заметила, как оказалась возле его машины. Мало того, она не помнила, как они вышли на улицу, и беспомощно оглянулась вокруг. – Все нормально? – открыл ей переднюю дверь со стороны пассажира Тютрин.

– Я все закрыла? – спросила она его.

– Конечно, – не заставил себя ждать ответ.

– А ключ сдала? – инстинктивно пошарила по карманам красного осеннего плаща Саша.

– Разумеется. Еще и автограф оставила. Я не пойму, что-то не так?