Укус технокрысы

Проехав в обратном — то есть в первоначальном направлении — пять с половиной километров, я сворачиваю с дороги налево и пробую лавировать между высоченных сосен. Езда весьма напоминает спуск с горы на горных лыжах. И, похоже, впереди наметился просвет: я вижу клочок закатного неба. Ну, еще пять-шесть поворотов…

Мотор вдруг, безо всяких на то причин, глохнет. Я смотрю на дисплейчик: бензина у меня еще двадцать литров, аккумулятор тоже в порядке. Так в чем дело? Сейчас выясним.

Нажав клавишу «автодиагностика», я слышу молодой приятный голос своей старухи: «Возникла проблема с зажиганием. Не могу запустить двигатель. Нужно проверить свечи.»

Черт… Этого только не хватало. Ночь на носу, а у нее «проблемы с зажиганием»…

Я нехотя вылезаю из «вольвочки».

Нужно будет моей старухе и голос переделать на старушечий. Не так обидно будет выслушивать от нее разные гадости.

Осмотрев свечи и на всякий случай подув на них, я вновь пытаюсь завести двигатель. Но дисплей бортового компьютера почему-то гаснет. Радиоприемник, правда, работает, но треск стоит такой, что я поспешно его выключаю. Наверное, где-то поблизости бушует гроза. Сквозь открытое окно я начинаю слышать зловещий шум леса, потревоженного вечернем ветерком. Солнце уже зашло, вот-вот станет совсем темно. На всякий случай я вынимаю ключ зажигания.

Надо бы проверить электропроводку, но еще раз вылезать из машины мне что-то не хочется. Ну очень не хочется.

Где-то совсем близко ухает филин, и я вздрагиваю.

А, ладно… Сейчас наглухо закрою все двери и окна. К утру, конечно, станет прохладно, но я на случай ночевки прихватил с собой одеяло, и в термосе еще плещется кофе. А в «бардачке», помнится… Ну да, здесь у меня обычно хранится плоская бутылочка с коньяком. Перезимуем!

Разложив сиденье, я снимаю пиджак и наплечную кобуру с пистолетом, надуваю прихваченную на такой случай подушечку, укрываюсь одеялом и устраиваюсь поудобнее.

Так где же этот Горелый хутор? Завтра, прямо с утра…

За боковым стеклом мелькает какая-то тень. И почти сразу же в салон пытается заглянуть свирепое лицо, чуть не до самых глаз заросшее косматой, давно нечесаной бородой. Леший!

Я вскакиваю, лихорадочно вспоминая, куда сунул кобуру.

— Послушайте! — стучит костяшками пальцев по стеклу леший. — Не нужно здесь оставаться! Уезжайте!

Я, наконец, нащупываю завалившуюся под сиденье кобуру, вынимаю пистолет, демонстративно снимаю его с предохранителя и только после этого чуть-чуть опускаю стекло.

— Что надо?

— Уезжай, говорю! Гиблые эти места! И пукалка твоя не поможет. Уезжай!

— Почему — гиблые?

— Никто не знает. Раньше все было нормально, но два года назад что-то случилось, и отсюда даже зверье поуходило. И птицы все улетели. Только филин Борька остался. Уезжай! А то придется твою развалюху со дна озера доставать. Вместе с тобой.

— Но-но! Ты меня не пугай, я уже пуганый! — хорохорюсь я.

А ведь и в самом деле, пуганый. Такого страха и ужаса, какие сеял вокруг себя «Тригон», даже спасатели ни до, ни, я уверен, после не испытывали. Вряд ли и этому «лешему» — леснику, судя по всему — приходилось переживать что-то подобное.

И хорошо, что не приходилось.

— Пуганый, говоришь? А ты попробуй в сторону Красотули еще метров десять пройти. Тогда и поймешь, пуганый ты аль нет. Хотя нет, не надо, спохватывается лесник, видя, как я решительно надеваю пиджак. — Тебя наверняка кондрашка хватит — и что я тогда с тобой делать буду? Уезжай, говорю тебе, уезжай!

— Я бы и рад, да у меня машина не заводится.

— А ты откати ее метров на пять назад, к дороге — как лихая бабенка заведется, не насытишь потом!

— А сам-то ты — не боишься? — интересуюсь я, вновь надевая кобуру.

— Еще как боюсь, — чистосердечно признается бородач. — Но, во-первых, я к этим местам лесником приставлен. При исполнении, значит. А во-вторых кому-то надоть людей беречь? Губошлепов разных, шляющихся где ни попадя.

— От кого беречь-то, если все зверье отсюда ушло?

— Это верно, и лоси и кабаны, и зайцы — все ушли. Только волки голодные воют, слышь? Была одна пара для порядку оставлена, а теперь их десятка полтора уже. Из дальних лесов пришли. Только не от них-то вся страсть. А — от дьявола. Гнездо у него в этих местах, похоже — как раз Горелом хуторе.

И в самом деле, откуда-то издалека, со стороны Жеребенца, доносится тоскливый, доводящий до озноба души вой.

— Там люди-то живут, на хуторе? — задаю я, наконец, главный свой вопрос.

— Может, и живут, — пыхтит лесник, помогая мне откатить машину. Последние метры я ехал чуть в горку, так что обратно «ехать» совсем не сложно. — Только их, жильцов-то, уже с полгода как никто не видел. Продукты им на грузовичке одна фирмочка возит, только у «газели» этой мотор и не глохнет. А кому возят, сколько там людей — не говорят.

— Что за фирма-то? Название не помните?

Приоткрыв переднюю дверцу, я выворачиваю руль вправо, чтобы машина могла обогнуть высокую сосну. Хорошо еще, ночь лунная, все видно.