Читаем Улан Далай полностью

Улан Далай

Сбоку от окошка с надписью «Касса» стоял Петро и махал рукой.

– Давай сюды! Ты чего один-то? Батя совсем занемог?

– Занемог.

– Беда! А дохтур-то того… лыка не вяжет. Ну, заходи, не робей!

Петро потянул на себя тяжелую деревянную дверь с надписью «Начальник станции» и толкнул за порог Чагдара.

Света в кабинете было меньше, чем в зале: одна лампочка горела под потолочным абажуром, да зеленая лампа на большом, покрытом сукном столе плавала в плотном облаке табачного дыма.

Эх, яблочко,разлюли-люлю,подходи ко мне, буржуй,глазик выколю! —

выводил чей-то разухабистый, размазанный, похожий на собачий брех голос под звуки поскуливающей балалайки.

Глазик выколю,другой останется,чтобы знал, дерьмо,кому кланяться!

Табак тут курили хороший, фабричный. А еще пробивался запах казенной водки, жареной свинины и каких-то дурманящих цветов. На месте начальника станции сидел Харти Кануков в расстегнутом казачьем мундире с красными погонами, возил вилкой по тарелке, целясь в кружок колбасы.

Я на Волге деловпонаделаю,не забудет матросасволочь белая!

Справа от Канукова, положив кудрявую голову на руку, уткнулся лицом в сукно человек в полосатом штатском пиджаке. Другая рука держала пустой тонкостенный стакан с золотыми вензелями. Слева двое матросов в тельняшках подпирали широкими спинами подоконник зарешеченного окна. У одного в руках была балалайка. Он-то и потешал собравшихся частушками.

Эх, яблочкоогородное,прижимай казаков —все народное!

А напротив начальственного кресла к столу был придвинут узенький диванчик на высоких гнутых ножках, и на нем полулежала женщина – это судя по вздымающейся под белой черкеской груди и задравшейся выше колен черной юбке женщина. Но вот жесткое лицо с заостренным носом и втянутыми щеками, да и волосы, стриженные по-крестьянски скобкой, говорили за мужчину. Видно, это и была Маруська. Держа на отлете папиросу и откинув голову на спинку диванчика, она задумчиво смотрела в потолок. Грязные тарелки на столе были полны окурков, у массивной ножки выстроилась батарея пустых бутылок. На вошедшего Чагдара никто внимания не обратил, и он стоял у двери, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь обнаружить свое присутствие.

Эх, яблочко,да неспелое,а я девку хочу,да чтоб дебелую!

Матрос резко оборвал частушку и пошатываясь, встал.

– Пройдусь до кухни, еще жратвы принесу.

Кануков поднял на него глаза, погрозил вилкой:

– К кухарке не приставай. Она моя жена!

Матрос ухмыльнулся:

– Вам, товарищ военнач, надо работать над собственническими инстинктами. При коммунизме все жены будут общие, читали? По билетам будут нас обслуживать.

– Нет, не так! – возразил Кануков. – Женщина будет свободно выбирать, с кем ей жить.

– Ну вот, может, кухарка на сегодня выберет меня, а? – захохотал матрос.

Вилка со звоном упала на пол. В руке Канукова появился виляющий рыльцем пистолет.

– Ты не забывайся! – прицеливаясь матросу в пах, процедил Кануков. – Кто ты, и кто я!

– А я анархист! И должностей не признаю! – Матрос потянулся рукой к кобуре.

– Козубенко, кончай в бутылку лезть, – резко сказала женщина и вдавила окурок в середину тарелки. Голос был нервный, летающий: вверх-вниз, вверх-вниз.

Козубенко делано вздохнул и потянулся:

– А жалко. Кухарочка тут аппетитная.

То, что увидел и услышал Чагдар за несколько минут, перечеркивало все его представления о том, что такое хорошо и что такое плохо, что позволено делать и что не позволено. Он понимал, что матрос унизил Канукова, и ему, Чагдару, не стóит быть тому свидетелем. Он нашарил за спиной дверную ручку и попытался тихо выскользнуть. Дверь предательски заскрипела. Кануков, матросы, женщина – все повернули головы и уставились на него.

– Кто такой? – набычившись, спросил Кануков, опуская пистолет. – Кто пропустил?

– Чагдар я. Сын Баатра Чолункина. Вы к нам на хутор приезжали отца в Совет выбирать…

– А-а-а! А сам он где?

– Тут, на лавке под окном лежит. Избил его сильно бакша. За сожженный хурул…

– Вот! – Кануков снова вскинул пистолет и стал тыкать им в Козубенко. – Вы жжете, а страдают невинные люди!

– Лес рубят, щепки летят, – лениво отозвался Козубенко. – Покладите пистолетик, а то вдруг в кого-нибудь невинного ненароком выстрелит.

– Нам бы доктора, – попросил Чагдар.

– Доктора? – переспросил Кануков и посмотрел на спину уткнувшегося головой в стол штатского. – Он спит. Устал очень.

– Сейчас разбудим! – заверила Маруська.

Она протянула короткопалую, цепкую пятерню, потормошила спящего за плечо:

– Товарищ Лазарь, просыпайтесь, золото партии без вас делят!

Штатский тут же вскинул голову, близоруко щурясь и подтягивая к себе зажатый в руке стакан.