Улеб Твердая Рука

Кивнул василевс, поднялся, величественно зашагал прочь. Мгновенно, как по команде, вынырнули из тьмы недремлющие телохранители, окружили его, плотно сомкнули щиты, двинулись, громыхая, и вспыхнул лунный свет в ребристых шлемах, кольчугах и панцирях. Запылало сразу множество светильников.

У Большого дворца Евдома кольцо легионеров разомкнулось, торжественно и благоговейно пропуская властелина на широкую лестницу, усыпанную блестками и душистыми ночными травами, что согласно поверью способствуют приятным сновидениям. Развернув строй, солдаты застыли по обе стороны входа.

Прежде чем войти внутрь, Роман задержался на верхней ступени, повернул лик на восток, будто силился разглядеть что-то в звездной мгле. Безмолвный, недвижимый, красивый, в длинных белых одеждах, пересыпанных мерцающими драгоценностями, он стоял и слепо вглядывался в пространство, туда, где лежали скрытые ночью и неохватными расстояниями иные страны.

И вдруг ахнула стража. Василевс испуганно замахал руками как крыльями, отбиваясь от летучих мышей, неожиданно посыпавшихся из темноты на белый шелк его хитона, вскрикнул и исчез в чреве дворца.

— Дурное предзнаменование… — зевая во весь рот, прошептал логофет.

Глава XII

Ни одно заметное событие в жизни империи не обходилось без ипподрома. И, поскольку в истории Византии события чередовались с калейдоскопической быстротой, ипподром Константинополя почти никогда не пустовал с тех незапамятных пор, как был построен.

Ипподром примыкал к восточной стене Священного Палатия. В центре арены находился Хребет, представлявший собой вытянувшиеся в линию овальные приземистые постаменты, на которых торчали в ряд статуи и символические изваяния. Амфитеатром расходились от арены скамьи трибун. Эта гигантская чаша вмещала до десяти мириадов людей. И над всеми возвышалась кафизма, с которой созерцали состязания василевсы и их приближенные. В этот день, День Романа, зрелище можно было, пожалуй, назвать грандиозным.

Колыхалось море голов. Тысячи глоток в едином порыве извергали оглушительные вопли радости или разочарования. Тысячами горящих глаз в неописуемом экстазе следили зрители за бешенной гонкой по кругу. Сменяя друг друга, новые и новые пятерки квадриг выезжали на арену. Лучшие лошади соперничавших цирковых партий несли колесницы, взрывая упругий наст из кедровых опилок.

В воздухе витали клички коней, имена возниц. Победителей уносили на руках в громе хвалебных возгласов. Побежденные убегали под градом сыплющихся на них с трибун ипподрома объедков, камней, подушек. Не мелочь, а золотые солиды переходили из рук в руки.

По узкому газону, разделявшему арену и трибуны, и между рядами беснующихся зрителей носились в седьмом поту грозные курсоресы. Они, блюстители порядка, то и дело пускали вход заостренные жезлы, пытаясь охладить чрезмерно горячих, но все равно там и сям бесконечно вспыхивали потасовки, нередко заканчивавшиеся поножовщиной, воплями раненых, избиением и изгнанием зачинщиков.

Многочисленные служители ипподрома обитали в тесных контурах под трибунами. Жилые помещения чередовались с отсеками, где содержали зверей для травли, с конюшнями и складами. Вместилища палестры Анита Непобедимого также находились под трибунами, в левом крыле ипподрома.

Когда-то это была гимнастическая школа. Но популярность состязаний гимнастов увяла. Зрители предпочитали кулачные бои. Старое название школы осталось — палестра. Невольники юноши в ней по-прежнему занимались гимнастикой, акробатикой, бегом, плаванием и даже под присмотром бывалых вояк обучились искусному владению различным оружием, но все эти занятия были лишь дополнением к главным упражнениям бойцов. Кулачных бойцов.

Палестра — гордость и насущный хлеб Анита Непобедимого, знаменитейшего из силачей Империи Теплых Морей.

Все знали его, но никто не знал, откуда он родом. Одни высказывали предположение, что атлет пришел в Константинополь вместе с группой искателей счастья с берегов далекой Вислы. Другие утверждали: он с берегов Нимфии. Находились и такие, что поговаривали даже, будто он лазутчик или беглый раб, присвоивший чужое имя и пробивший своими кулачищем дорогу к богатству и славе.

Сам Анит никогда и ничего о себе не рассказывал. Потому-то и окружен был ореолом таинственности этот великан с лицом северянина, с телом смуглым, как у южанина, с характером, вобравшим в себя, казалось, и жаркий темперамент юг, и, холодную суровость севера.

В день, описываемый нами, а точнее, в полуденные часы сравнительного затишья на ипподроме между первой и второй частями праздника в неизменной своей кожаной рубахе, распахнутой на груди, по привычке заложив растопыренные пальцы за широкий набрюшник, сидел Анит в углу небольшого зала и внимательно следил за упражнениями учеников. Он не выкрикивал замечаний, не ругал, не хвалил, только беззвучно шевелил мясистыми губами, и подрагивала курчавая светловолосая его бородка.

— Довольно! — с напускной строгостью крикнул наставник. — Готовые ступайте в бассейн и одеваться, остальные долой сглаз по своим местам.