Улеб Твердая Рука

— Поняла я два слова из всего, что крикнул ты своему человеку. «Велко» и «гавань». Никому не призналась. Вы ушли от погони, то я умолила всевышнего уберечь тебя. И думала: «Знаю, где искать его». И поспешила в гавань к старой Галли, несчастной моей тетушке, попросила: «Галли, милая, помоги отыскать на берегу человека по имени Велко. Имя редкое в наших краях, значит, он иноземец». А она: «Велко — имя булгарское. Где спрашивать его, среди граждан или рабов?» — «С кем может быть в дружбе подневольный боец палестры, избранник мой? — подумала я и сказала: — Ищи меж рабов». А когда прибежала к ней на заре, узнала, что есть у Золотого Рога два Велко — виновар на Малом винограднике и молодой гребец с корабля фессалийского дината. О эта умница Галли! Захочет, отыщет иглу на дне залива! Я помчалась к молодому булгарину. После, там же, увидела и твоего слугу… товарища, узнала, хоть он и переоделся нищим, хитрец этакий. Возрадовалась, словно тебя самого узрела, едва не бросилась ему на шею от счастья. Все рассказала, все объяснила ему.

— Ты хорошая, Кифа, добрая, — молвил Улеб в раздумье. — Ты тоже мила мне. Жаль, пути у нас разные, не судьба… Спасибо тебе, будь благословенна. А скажи-ка, Кифа, никто не видел, куда вы пошли с Лисом?

— Нет. Мы брели через лог у самой воды.

— То-то я не заметил вас с утеса. Смотри не проговорись в городище своем.

— Снова меня прогоняешь! Не хочешь взять с собой? — Девушка вскочила, всплеснула руками. — Побойся бога!

— Если б сам я мог знать, где начинается мой путь…

— Разве Лис не сообщил главного? Он просил меня обождать в этом домике, сам же полез на утес, чтобы сразу же рассказать тебе все.

— Что он должен был еще сообщить мне? — удивленно спросил Улеб. — Что еще, кроме сладкой вести о Велко? И о тебе.

— Но ведь он сторговался в гавани с тем купцом, который обещал ночью принять нас с тобою на корабль.

Услыхав эту новость, Улеб громко позвал:

— Лис!

Тот явился сразу, и, не будь Улеб и Кифа так взволнованы, они без труда догадались бы по выражению хитрой его физиономии, что он подслушивал их, притаясь внутри хижины.

— Ты, приятель, как видно, непревзойденный мастер запутывать разум ближних, — сидя на камне и вперившись пытливым взглядом в Лиса, строго произнес юноша, — однако всему есть предел, моему терпению тоже. Купец и корабль, что значит эта загадка? Объясни. Даю тебе сроку ровно столько, сколько понадобится твоей тени, чтобы продвинуться на пядь.

— Срок достаточный, — Лис ухмыльнулся. — Итак, златовласый, будешь век меня помнить, ибо я не только умею запутывать разум, как ты изволил выразиться, но и заботиться о ближних. Считай, что сегодня поутру я снова спас тебя.

— Все слышу, как твердят вокруг: спасаем, спасаем тебя, спасаем. То Анит, то ты…

— Тень моя движется, Твердая Рука, не перебивай. Предыстория слишком долгая, пядь коротка. Слушай суть. Нашелся купец, который ночью отплывает на торг в Рось-страну. Птолемей, купец тот, невзлюбил почему-то великого воеводу ихнего Никифора Фоку, он был счастлив видеть на ипподроме, как посрамил боец столицы ставленника Халкедона. Смута между высокими порождает вражду и меж подданными. По эту сторону Босфора молва гласит, будто люди Фоки похитили бойца-триумфатора в отместку василевсу и упрятали на улице Брадобреев, но он, то есть ты, Твердая Рука, перебил их и бежал. Говорят, что сам Анит Непобедимый подтверждает это. Многие внизу восхищаются Твердой Рукой. Для тех же, кто наверху, пусть совершивший подвиги, но поправший обычай, — беглый преступник и только. Однако тебе беспокоиться нечего: Птолемей охотно возьмет тебя с собой, не выдаст. Возьмет, понятно, тайно. Корабль его полон товаров, и такой воин, как ты, на борту дороже целой когорты обычных. Послужи ему, пока не достигнешь родины.

— Если так, я согласен, — молвил Улеб, внимательно выслушав Лиса, — при условии, что он прихватит и Велко с тобой. Не оставлю вас на произвол судьбы.

— Нет, Твердая Рука, я остаюсь. Тебе нужно в Степь за сестрицей, мне в Фессалию, рассчитаться с Калокиром, велик должок за ним, окаянным. Булгарин твой тоже сказывал, хочет в замок дината, чтобы выкрасть из заточения возлюбленную. Стало быть, дороги расходятся. Я, признаться, думал на дината идти с тобой, да уж коль подвернулся булгарин — добрый путь тебе в Рось без нас.

— А я? Как же я? — вскричала Кифа со слезами на глазах. Обхватила колени Улеба, взмолилась: — Унеси меня ветром! Возьми с собой, единственный, несравненный! Не хочу без тебя! Не смогу!

Юношу тронул и смутил порыв девушки, он бережно поднял ее, точно хрупкую голубую птицу, улыбался тепло и нежно. Кифа склонила голову, и рассыпались черные в лентах ее волосы на широкой груди Улеба, как сгоревший ковыль на крутом холме. Он сказал ей:

— Прости меня, Кифа… Не взвалю на тебя своей тяжкой доли. Я одинокий воин, а врагов у меня много в твоей стране и дальше, в Степи, до самой родимой межи. Я один, и одному быть мне, покуда не исполню свой долг. Ищи отраду на своей земле.