Улеб Твердая Рука

Подле старых каменных арок Валенотова водопровода вечнозеленые оливковые деревца выглядели совсем неказистыми. Тучи маслинных мух витали над этими кривоствольными рощицами. Вокруг богатых домов, облицованных мрамором, с декоративными порталами, среди аккуратных лужаек и цветников возвышались кипарисы, столь же непохожие на невзрачные маслины, сколь непохожи были на замурзанных полуголодных детишек ремесленников сытые отпрыски аристократов, что лениво щурились на прохожих-проезжих, прислонясь к белокаменным колоннам портиков.

Толпа то рассасывалась, то вновь сгущалась. Все уживалось в общей картине городского хаоса: роскошь и нищета, разум и глупость, горе и радость, граждане и бесправные, солнце и тень.

Улеб видел все это: людей, дворцы и лачуги — и смутно угадывал те или иные признаки полузабытого пути от бухты к дому Калокира, который оставался сейчас где-то в стороне, между площадями Тавра и Константина. Ему казалось, что он припоминает каждый булыжник мостовой, по которой когда-то вели его, нагого и униженного, и новая волна обиды и гнева захлестывала сердце, снова и снова вставали перед ним видения пережитого, и чудились призывные голоса родичей с Днестра-реки и тихий плач сестрицы, укоризненный шепот Боримки, звон отцовской наковальни.

— Войдем туда, — сонно произнес Лис и указал на вывеску таверны «Три дурака» в конце улицы Брадобреев. — Там найдем вино и пищу достойные.

Перед фасадом харчевни была зеленая лужайка, разделенная на две равные части песчаной дорожкой, которая вела к увешанному гирляндами цветов входу. На остриженной траве кувыркались и балагурили ряженые карлики-зазывалы.

Чуть в сторонке сидел на скамье улыбающийся крепыш, чьей обязанностью, видимо, было следить, чтобы чернь не приблизилась к харчевне для избранных. Человек этот вскочил и почтительно склонил голову перед юным воином и его спутником. Улеб тоже поклонился в ответ, чем поверг того в изумление. Лис прошипел:

— Не забывай, что ты господин, не ровня ему. Ох, пропадем с тобой… Держись как подобает знати, иначе все испортишь.

Они передали поводья двум подбежавшим мальчуганам, наверно, хозяйским сыновьям, которые деловито привязали Жара и лошадь Лиса к кольям под холщовым навесом у задней стены и тотчас же помчались за кормом и питьем для животных.

— С коней накидок не снимать! — наказал Лис мальчишкам. — Ничего не трогать! Смотрите мне! — И, заметив вышедшего навстречу хозяина, пояснил: — Мы не задержимся, впереди еще долгий путь.

— Как пожелаете, доблестные и щедрые путники, — молвил хозяин, лица которого нельзя было как следует разглядеть из-за слишком низких и частых его поклонов. Он широкими жестами приглашал гостей в благоухающее чрево своего заведения, сам спешил впереди.

— Любезные распрекрасные дочки мои, Кифа и Митра, украсят песнями вашу трапезу. Сюда, досточтимые странники, сюда.

Улеб и Лис спустились за хозяином в полуподвальное вместилище «Трех дураков», выбрали местечко поукромней.

— Разве мы не собирались выждать тут темноты? — чуть слышно спросил Улеб.

— Отсидимся, как порешили, но другим не обязательно объявлять об этом. Пусть кони будут наготове, мало ли что. А за хозяина не беспокойся, — усмехнулся Лис, — он не огорчится, коли задержимся, лишь бы плата была хорошей. Да, сытно и чисто тут… Тебя здесь искать не станут.

— Почему ты знаешь?

— Это место вне подозрений, сюда, хи-хи, не впустят и свободного простолюдина, не то что беглого.

— А вон там, гляди, пируют простые все. Те, в желтом.

— Ну, в такой ранний час, должно, кой-кого пускают… — неуверенно молвил Лис, вглядываясь в дальний угол, куда указал глазами Улеб. Затем сказал твердо: — Нет, люди те не простые, позолоты на них хватает. Сдается мне, они с того берега, уж я-то разбираюсь, кто откуда. — Он махнул рукой. — Не мешают, и ладно. О чем мы?.. Ах да. — Лис придвинулся к собеседнику и зашептал в самое его ухо: — Так вот, харчевня эта известна повсюду. Прежний ее хозяин — отец Феофано, женки Романа ихнего, василевса. Случай привел сюда владыку, и, сказывали, он пал перед красотой певуньи Анастасии, то бишь нынешней Феофано. Хи-хи, от этих самых столов и бочонков пригожая девица птичкой выпорхнула к престолу. Такая пригожая да лукавая, что этим же престолом и поиграть может, а воеводами ихними уже играет, сказывают…

Лис умолк: к ним уже торопились хозяин и обе его дочери с обильным и разнообразным угощением.

Хозяин был еще не стар, как и его благообразная супруга, что беспрерывно высовывалась из-за полога, передавая дочерям все новые и новые блюда.

Прелестные сестры щебетали без умолку, живо расставляя кушанья и напитки на гладких, темных от времени досках массивного стола с резными толстыми ножками, словно исполняли какой-то веселый танец. Лис, осклабясь, подхихикивал им, а Улеб сидел потупясь, смущенный несколько легкомысленными одеждами девчонок.

Заметив хмурый вид рыцаря, хозяин прогнал дочек, и те послушно отступили в тот самый дальний угол зала, где в полумраке пировали трое шумных мужчин. Других посетителей не было в столь раннее время.