— Боюсь, — так же тихо ответил я, выдержав взгляд и даже придвинувшись ближе. — Из дома сбежал в Улей. Теперь и отсюда нужно уходить. А дома никто не ждет. Куда я пойду? А Вам, господин офицер, есть куда идти?
Ян наклонился еще ниже и уперся рукой в стену возле моего плеча.
— Живет одна в лесу. Далеко, тихо, — васпа шептал мне на ухо, рождая неясную дрожь своим дыханием. — Ждет-дожидается. Молодая. Покорная. Сладкая.
Я почувствовал, как наливаюсь тяжестью в паху. Но не смог дернуться или оттолкнуть одноглазого. А он будто знал, чего добивается.
— Тело белое, податливое, — шептал преторианец. — Кричит так звонко. Протяжно. Знаешь ведь как? Был уже с женщиной?
Не был. Не успел. В клетке часто сидел за провинности, не отпускали в увольнение. Не смогу соврать, почувствует Ян. Знал уже наверняка.
— Нет, — ответил я, сминая в кулаке одеяло на полу и вжимаясь затылком в стену.
— Обидно будет сдохнуть, не попробовав, — облизнулся преторианец, ставя рядом со мной вторую руку. — Предашь, найду. И буду убивать. Долго. Мучительно. Пытка раем покажется. Понял?
— Да, господин офицер, — процедил я сквозь зубы.
— Хорошо, — усмехнулся Ян и отодвинулся.
Так и подмывало спросить: «А вы, господин офицер, не предадите?», но сознание не хотело уходить с больной темы. Не было в Училище женщин. Вообще. Да и в Улье их нет.
— Откуда женщина? — перешел я в наступление. — Королева должна быть единственной. Или это все ради той молодой и покорной? Эссенция, побег.
Ян резко рефлекторно выдохнул, потом еще раз.
— Ради бабы? Нет. Только дурак поведется на бабские капризы. Мне нужна армия. Моя армия.
Как же мне везет на полководцев. Чтоб непременно армия. Можно и не пятую цзы’дарийскую, а любую другую, как я понимаю.
— Армию можно найти и внутри Улья, — осторожно начал я. — Недовольные действующими порядками есть всегда. Революцию можно устроить снизу.
Я ждал вспышки гнева, фразы «не учи меня, сопляк», но преторианец лишь запустил пятерню в волосы и зажмурился.
— Здесь нельзя. Королева рядом. Слышит. И приказывает. Всегда здесь, — Ян ткнул пальцем в лоб. — Зовет, требует, наказывает. Ласку дарит, что не сдержаться, а потом бьет. Не встать. Сожрать может, — офицер качнулся на кровати, вцепившись в волосы руками. — Уйти нужно. Далеко. Чтобы не слышать. Тогда свобода, тогда воля. Жизнь. Переболеть, как после яда. Отпустит.
Я не мог на это смотреть. Перед глазами поплыли медные блики на гладком панцире, уши заложило от стрекота миллионов крыльев. И где-то рядом в землю с грохотом вонзилась черная смертоносная лапа. Я взял Яна за запястье, пытаясь отцепить руку от волос, и погладил по плечу. Порыв, всего лишь порыв. Но преторианец вскинулся, толкая меня назад. Искаженный мукой рот разверзся оскалом лютого хищника, а в единственном глазу бушевало пламя ярости.
— Не… прикасайся, — выдохнул Ян и отпустил. Шатаясь, поднялся на ноги. — Еду. Принесу.
Обогнул меня и вышел из кельи.
Я восстанавливал дыхание, потирая ушибленный затылок. Нельзя дразнить зверя. Ментальная связь, значит. Конечно же, как иначе мутант и божество могло общаться со своими сторонниками? Но Дин ведь ничего такого не чувствовал. Привилегия преторианцев? Инструмент контроля, поощрения и наказания?
Я вдруг представил отца, закованного в броню медного панциря, способного нести свою волю всей армии. Огромного, дремлющего в черной, вонючей пещере и поедающего трупы провинившихся офицеров. Чтоб я на мину наступил! Никогда такого не будет!
Ян вернулся из кухни, молча сунул мне тарелку с ложкой и улегся на кровать.
Я глотал переслащенную гадость и мечтал, что это будет последняя порция баланды в моей жизни. Уже завтра я окажусь на свободе. И Тезон, и Дин, и Ян. За васп мне было особенно волнительно. Сохранить в себе свет в мясорубке Улья дорогого стоит. Не знал я, осуществит ли преторианец задуманное, но очень хотел пожелать удачи.
— Повтори, что нужно делать при взлете, — сухо сказал офицер.
Я поставил тарелку на тумбочку и зашевелил в воздухе руками, нажимая кнопки и дергая за рычаги. Рассказывал, что делаю и зачем. Преторианец молчал, не исправлял и не комментировал. Дослушав до конца, пробормотал, чтобы завтра так же и повернулся на бок. Прав, Ян. Отбой. Завтра экзамен.
Утро экзамена началось задолго до сигнала «Подъем». Ян растолкал меня. Вернее, несколько раз пнул носком сапога под ребра. Пока я сгребал тело в кучу, заодно натягивая форму, преторианец устроил мне маленький тест по всем премудростям управления вертолетом. Один раз я ошибся, получил затрещину и повторил все во второй раз, пока мы шли к лифту. Ремень пришлось застегнуть на последнюю дырку. На сахарной баланде растолстеть никак не получалось. С утра шатало от слабости и без мази заныли старые раны. Ничего не скажешь, подготовился к экзамену.
На лифте мы спустились до казармы неофитов, и впервые за несколько дней офицер выпустил меня из поля зрения, оставив в ячейке. Я уселся на матрац, растирая дрожащие руки. Сколько я не видел Тезона? Что с ним стало?