— Очень сильно, — отвечает она и забавно морщится. — Прошу тебя, сотри эту самодовольную ухмылку со своего лица. Сам понимаешь, ничего положительного в этом нет.
— Как знать, Эва… Как знать, — сосредотачивая на девушке взгляд, медленно моргает. — Ладно, не злись, — и зачем-то уточняет. — Сегодня не злись.
Она опускает голову и протяжно вздыхает.
— Ты чем-то расстроена?
Ева до белизны прикусывает нижнюю губу, и руки Титова сами собой сжимаются в кулаки.
— Нет, не расстроена. Просто пьяная, — отвечает девушка с легкой дрожью.
Все еще не поднимая на него глаза, рассеянно наблюдает за тем, как морская вода набегает на носки дорогущих итальянских сапог.
На самом деле, Ева трезвеет и сожалеет, что это происходит слишком быстро. Она спорит со своим вспыльчивым эгоистичным «я» и удерживает внутри себя гнев. Уговаривает себя действовать обдуманно.
По неопределенным причинам, с Титовым ей не нужны никакие посторонние усилители эмоций. Так много чувствует! Так много — через край. Ненавидит его сильнее, чем могла бы себе представить. Бесится. Нервничает. Наслаждается. Раздражается. И в то же время расслабляется. Ко всему прочему, не может не чувствовать к Адаму какое-то нездоровое уважение. За тот наркоз-забвение, который лишь он способен ей ввести.
— Значит, есть шанс, что завтра мы проснемся в одной кровати?
Ева резко поднимает глаза и впивается в Титова взглядом.
Но так ничего и не произносит, словно вручая ему право самостоятельно найти решение.
Адам делает шаг вперед, сокращая расстояние до того самого неприличия, которое Еве очень нравится. Кладет ладонь на ее щеку и, соперничая с холодным ветром, обдувает ее губы своим горячим дыханием.
— Доверяешь мне, Исаева?
— Нет, — прыскает со смеху, — тебе не доверяю.
Титов тоже ухмыляется.
— Прискорбно, — только он совсем не расстроен. Играет бровями и соблазняет взглядом. — Потому что я всегда говорю правду.
— Может, ты просто себя обманываешь, — осторожно предполагает девушка, не отрывая от него глаз. — Не существует людей, которые всегда говорят правду.
— Ошибаешься. Просто существует те, кто даже правду воспринимают превратно. Питают иллюзии.
— Уж это точно мимо. Не про меня.
Адам кивает.
Борется с желанием поцеловать Исаеву. То и дело опускает глаза вниз и смотрит на ее пухлые губы.
— Как долго еще ты сможешь оставаться милой? — спрашивает парень, и у Евы в животе происходит какой-то незнакомый восхитительный переворот.
Низкий и глубокий голос Титова приправлен сейчас безумно опасной и, определенно, сексуальной хрипотцой. Он смотрит на нее так, словно готов сожрать, не прожевывая.
— Секунд сорок, Титов. Не больше. Уже на пределе.
— В таком случае, не сдерживайся. Снимай эту маску.
— Боишься, что я тебе понравлюсь?
— Как ты не видишь, Эва? Полнейшее безумие, но мне нравится в тебе абсолютно все.
Бинго! Эти слова, как никакие другие, способны выбить почву из-под ее ног. И это происходит. Она, мать вашу, покупается.
Но Адам самодовольно ухмыляется и безжалостно затаптывает всех гребаных наивных бабочек в ее животе.
— Я собираюсь приручить всех твоих демонов.
Притихшая внутри Исаевой волна ненависти поднимается до предельных высот и с резким треском обрушается вниз. Разряд гнева, как электрический ток, проходит через все ее тело и задерживается в ослабевших ногах.
Стискивая зубы, Ева толкает Титова в грудь.
— Для начала, разберись со своими.
К сожалению девушки, он оступается только на шаг. И, качая головой, беспечно и самозабвенно смеется.
— Ева, Ева, Ева… — с наслаждением растягивает ее имя.
— Адам, Адам, Адам… — потворствует его тону. — Как я должна в тебя влюбиться, если ты даже не пытаешься быть сказочным принцем?
— Все просто, Исаева. Ни одному из нас не нужно, чтобы все было, как в сказке. Давай, как в жизни, — подмигивает ей. — Со всеми демонами и тараканами.
Ехидно кривя губы, Ева подносит к ним два пальца и делает вид, что ее тошнит.
— Боюсь, Титов, это намного выше моих скромных возможностей.
— Ну же, Ева. Я в тебя верю, — поддевает указательным пальцем ее подбородок.
— Ой, все, — отмахивается от него девушка. — Отстань уже.
Прячет дрожащие руки в карманах пальто и делает шаг в сторону припаркованного автомобиля.
Титов задерживается, бросая на бушующее море последний рассеянный взгляд. Как обычно, ищет в родной стихии ответы на вопросы, которые застревают в его голове. Незаметно переводит дыхание, чтобы обернуться вслед за Исаевой и обратно столкнуться с непонятными его организму чувствами.
Машинально улавливает позади себя шорох и сдавленное шипение. А следом пронзительный крик Евы. Разворачивается, реагируя одними лишь инстинктами. Не успевает разум обработать происходящее, как Титов сталкивается лицом к лицу с человеком в черной балаклаве[3]. Отбивает рукой стремительный удар, направленный в центр его грудной клетки, и чувствует, как ладонь прожигает острая боль.
Адам не сразу осознает, что его пырнули охотничьим ножом. Это понимание приходит, когда по пальцам начинают сочиться теплые струйки.