Улей

— Ты будешь вести себя сдержанно и мило со своим гостем, пока я беседую со своим, — только теперь она чувствует взгляд наемника на себе. — Сама понимаешь, от моего хорошего настроения сейчас многое зависит. Жизнь такая непредсказуемая штука, может сломить даже самых сильных. Нужно только подобрать момент.

Ева сглатывает и сжимает губы в тонкую линию. А затем, молча, выходит за дверь.

Тихо шагая в сторону гостиной, ощущает внутри себя леденящий тремор. Видит обстановку дома, свою руку, смыкающуюся на хромированной дверной ручке, вспышку освещения, ухмыляющегося Круглова — все в неестественной проекции, будто она сторонний наблюдатель.

— Привет, — здоровается первой, чтобы вернуть происходящему реальность.

— Привет-привет, — довольно улыбается Никита. — Моя девочка-айсберг.

— Не твоя.

Круглов хмыкает и склоняет голову набок, разглядывая ее.

— Ох, Ева, ты же в курсе последних событий?

Ее руки сжимаются в кулаки.

— В курсе.

— Мы дали тебе достаточно времени, чтобы свыкнуться с новым положением.

— Ты думаешь? — фыркает Исаева. — Не существует такого отрезка времени, где я привыкаю к тебе.

Поднявшись с дивана, Никита подходит к ней совсем близко. Она ощущает запах его дорогого парфюма и чувствует теплоту дыхания. Это в некотором роде приятно, но не более.

— Я ведь не ждал, что ты станешь покладистой. Я не хочу этого.

Абсолютно не вовремя Ева вспоминает похожие слова.

«Как ты не видишь, Эва? Полнейшее безумие, но мне нравится в тебе абсолютно все».

Удивляет и себя, и Круглова. Целует его в губы. С чувственным напором: страстно, крепко, горячо. Только никакие из выдаваемых ею эмоций не являются искренними. Вкус Круглова не пьянит рассудок, не плавит тело, не вызывает мурашки и волнение. Она просто чувствует движение своих и его губ. Распознает мяту и сигаретную терпкость. Пьет его горячее дыхание и ничего не ощущает.

Не срывается с оси вселенной. Твердо стоит на ногах, даже коленки ее не слабеют. Внизу живота не порхают бабочки. Там образовывается каменная глыба.

Мысленно костерит Титова, который способен вскипятить ее кровь одним только взглядом, и отталкивает Никиту. Не со злостью. С небрежностью. Неторопливо вытирая рукой губы, проходит мимо тяжело вздыхающего парня к окну.

«Еще один — мимо».

«Дело не в ненависти. Не она усиливает эмоции».

«Тогда, что это?»

«Что это за чувства?»

Круглов громким покашливанием прочищает горло.

— Надеюсь, ты сделала это не под давлением Павла Алексеевича. Я не хочу, чтобы ты действовала против своей воли.

Повернув лицо, Ева отрешенно смотрит в чистые зеленые глаза парня. Нет, она не забыла, что он до сих пор здесь находится. Ей это просто безразлично.

Никита, в отличие от Исаевой, все еще остается взволнованным ее внезапным порывом. Выдают его отнюдь не частое дыхание и не пристальный взгляд, а покрасневшие скулы. Это то, что невозможно скрыть или же, напротив, сымитировать.

Поправляя галстук, Круглов напряженно смотрит Еве в глаза. А она широко улыбается.

— Я замуж за тебя выхожу. Не думаешь же ты, что по собственной воле?

— Ева, — серьезность его тона пошатывает ее саркастическое настроение. — Я сделаю все, чтобы ты изменила свое мнение обо мне.

— Никита, — в тон ему отвечает Исаева. — Только один раз я поступлю по отношению к тебе гуманно, — смотрит в упор, перед тем как обрушить нелицеприятную правду. — Ты никогда мне не понравишься. Не питай глупых иллюзий. Это предупреждение, если что.

Круглов сглатывает и моргает. А затем отводит взгляд в сторону.

— Ну, насколько я помню, твое мнение меняется по десять раз на день.

— Не так кардинально. Серьезно, Круглов. Скорее Луна врежется в Сатурн, чем я к тебе изменю отношение.

Последнее заявление выбивает его из равновесия. Он сердится, а Ева скептически его оглядывает. Она знала, что благородства Никиты надолго не хватит.

Это так предсказуемо, что даже не интересно.

— Заеду за тобой в пятницу в семь, — он берет в руки пальто и пытается пристыдить ее своим недовольным взглядом. — Форма одежды парадная.

Ева заливается хриплым хохотом.

— Спасибо за право выбора, Круглов. Ты лучший! Я всегда это знала.

Скрипнув зубами, он качает головой и выходит. И улыбка на лице Исаевой моментально остывает, оставляя за собой лишь физическую боль.

Не успевает она подняться к себе в комнату, как тишину ее гнетущего мирка нарушает входящее сообщение.

Джокер: Исаева, мать твою…

Джокер: Клянусь, я убью тебя!

Джокер: Килограмм чистейшего кокаина! Наряд ментов, оцепление… Ты, мать твою, совсем без тормозов?

Идущая от этих посланий злость способна расплавить экран ее телефона. Но Ева, забираясь на кровать, довольно улыбается.

Аномальная: Как прошла ночь в отделении? Привыкаешь?

Джокер: Без твоего гребаного присутствия — совсем не то!

Джокер: Это чертова куча денег! Где ты взяла столько?

Аномальная: Скопила за пару лет. И все не знала, что с ними делать.