Улей

— Я думаю. Я думаю, вам следует помалкивать, Виталий Иванович! Не хотелось бы портить узор вышивки на вашей рубашке.

Явный подтекст угрозы выводит из оцепенения одного из телохранителей. Он ступает к Исаевой, пока сам Приходько не ловит его за локоть.

— Назад, Сеня.

Парень напрягается и замирает, а Ева разражается хохотом.

— Сидеть, Сеня. Лежать, Сеня… А, кстати… — обводит взглядом присутствующих. — Всем лежать! Руки скрестить за головой. Лица в пол, — инструктирует, словно подобное ей приходится делать не в первый раз. — Остаешься только ты, папа.

— Эва… — пробует урезонить ее Ольга Владимировна.

— Ложись на пол, мама. Ты столько лет упорно игнорировала все проблемы этого дома. Сейчас я прошу тебя, — но тон ее голоса не похож на просьбу, — лечь на пол и закрыть глаза. Все закончится очень быстро. Обещаю.

— Господи, Е…

— Немедленно ложись на пол, мама!

Это гневное требование сопровождается сменой направления пистолета. Когда их взгляды скрещиваются, Ольга Владимировна вздрагивает. Понурив плечи, сдается. А Ева хладнокровно наблюдает за тем, как мать опускается на колени и, принимая лежачее положение, утыкается в пол лицом. Ее не трогает даже то, что сразу за этим ее плечи начинают дрожать.

Все остальные не нуждаются в дополнительном стимулировании. Укладываются штабелями рядом друг с другом, застилая пол гостиной.

— Правила поменялись. Ага, — возвращается к отцу. — Теперь я говорю, что делать. Тебе — тоже. Папа. Повторяй за мной. Э-в-а.

Гудящая напряжением тишина.

— Повторяй, черт возьми!

Решительность дочери должна подтолкнуть Исаева к повиновению. И все же, кажется, что ответа не будет даже сейчас.

Но вдруг он смотрит ей за спину и, переступая через свою гордыню, презрительно сминает губы.

— Эва.

— Превосходно звучит, — одобрительно заключает девушка. — И вовсе несложно, правда?

По всем расчетам, она должна бы этим удовлетвориться.

Но…

"Простите, но нет".

— Пора платить по счетам, папочка. Ты задолжал миллионы.

Внимание Евы рассеивает движение со стороны. Видимо, именно реакции этого человека все и ждали. Тяжелая ладонь накрывает ее руку и придавливает вниз за мгновение до того, как она нажимает на спусковой крючок.

Звук выстрела гораздо громче, чем она помнит. Он оглушающий.

Рухнув вниз, зажимает руками уши и зажмуривает глаза. Не чувствует боли от соприкосновения с твердой поверхностью, те же сильные руки не позволяют ей упасть, прижимая к жесткому телу.

Она чувствует запах. Слышит голос. И ее сердце начинает усиленно качать кровь.

"Это невозможно…"

"Но…"

"Боже…"

— Все хорошо, Эва. Теперь все будет хорошо. Я здесь.

Паника возвращается, когда, вопреки всем усилиям Евы открыть глаза, тело наливается тяжестью. Невидимая сила тянет ее вниз с безумной скоростью. Она чувствует полет, но не ощущает приземления.

Огромная воздушная яма. Звенящая тишина. Темнота.

[1] Петриковская роспись — украинская декоративно-орнаментальная народная живопись, которая сформировалось на Днепропетровщине в поселке Петриковка, откуда и происходит название этого вида искусства.

[2] Анкара, Анталия, Адана — крупные турецкие города.

[3] Стамбульский парк — парк вблизи морского вокзала Одессы, открытый в мае 2017 г. в честь 20-летия побратимских отношений Одессы и Стамбула. Полное спонсирование строительства производила Турция.

День шестьдесят шестой

Все мы родом из детства.

© Маленький принц

День шестьдесят шестой.

— Это Ева Исаева? Боже! Это Ева Исаева!

— Хм-м… Высокомерная штучка.

— Говорите тише…

— Ой, пофиг… Понятное дело, ей нравится внимание. Смотрите, как она нос задирает.

— Ее браслет — это же подлинный Cartier?

— И она носит его просто с джинсами…

— Вот бы жить так, как она.

Холод. Темнота.

Непрерывное равномерное попискивание. Воздух, насыщенный запахами спирта, лекарственных препаратов и крепкого кофе.

Не открывая глаз, Ева концентрируется на расплывчатых голосах.

— …должен сказать, результаты обследования неутешительные… Обезвоживание, истощение, анемия, гипотония, аритмия… При этом в крови концентрация сильнодействующих психотропных препаратов. Ее держали в заточении? Размазанное восприятие. Подспудное отторжение непонятной информации.

Тишина, которую хочется разрушить пронзительным криком.

— Все нормально. Можешь говорить откровенно. Ничего из сказанного не покинет стен клиники. Мы дорожим своей репутацией. Не сотрудничаем с органами и прессой. Чтобы определиться с лечением…

Голоса утихают, словно кто-то постепенно скручивает звук на минимум. Темноту прорезают ядовито-оранжевые лучи. За ними тянется яркая картинка и… внезапная духота.