Улей

Еве приходится отступить и вжаться поясницей в столешницу комода, когда он шагает вперед и стремительно сокращает между ними расстояние. Подходит вплотную. Нависает и заслоняет собой все пространство.

— Он целует тебя, Ева? Трогает твое тело?

Ее щеки начинают гореть. Но не от смущения. Какое-то другое незнакомое чувство наполняет Еву ярым негодованием. Приходится использовать все свои ресурсы, чтобы скрывать от Титова чрезмерную эмоциональность.

— Заткнись и уходи, — сбивчиво выдыхает, в попытке как можно скорее избавиться от него.

Косится на дверь.

"Что, если кто-нибудь услышит, что Адам в моей спальне?"

"Что, если отец застанет его здесь?"

— Почему ты не переспала с ним? Почему я, Ева? Ты специально это сделала? Правда? Неужели тобой всегда руководит один лишь холодный расчет? Да ты на самом деле больная!

В ее груди появляется странная боль. И, Господи, она усиливается с каждой секундой. Ей не хватает воздуха. Она вдыхает его с таким колоссальным усилием, словно кислород в пространстве вот-вот закончится.

— Пошел вон, Титов. Я же сказала…

Адам прижимает к ее щекам ладони, заставляя выдерживать непрерывный зрительный контакт.

— Ты уже трах*лась с ним? Прикасалась к нему?

По спине Евы ползет холодок. Боль и жжение в груди нарастают, и держать себя ка плаву становится слишком сложно.

— Это не твое дело, — шипит она, сверкая глазами. — Я не обязана перед тобой отчитываться. Я не твоя девушка, Адам. Я не твоя.

Она права.

Но, черт возьми…

Слыша за дверью какой-то шум, Исаева отталкивает его.

— Убирайся, — страх того, что Титов попадется на глаза отцу, заставляет ее сердце сходить с ума. — Убирайся, я сказала, — повторяет и еще раз толкает. — Я не звала. Ты не имеешь никакого права приходить ко мне домой.

У Исаевой хорошо поставленный, сильный удар. Но не внешняя боль разрывает грудную клетку Адама.

Это…

"Господи…"

Непримиримая ревность. Испепеляющая тоска. Одержимая потребность.

Титов отступает. Прижимая к губам кулак, тяжело дышит и не сводит с девушки пораженного взгляда.

— Как ты это сделала? Как ты это сделала, Ева?

Часть Исаевой понимает, о чем он спрашивает, и с криком рвется наружу, желая ответить. Но другая половина входит в слепое отрицание.

— Уходи, Адам, — обхватывает голову руками и зажмуривается, молясь о том, чтобы в этот раз он прислушался. — Прошу тебя, уходи. Немедленно.

И снова наступает та самая минута жизни, когда жить абсолютно не хочется. Хочется рухнуть на пол и умереть.

"Я так часто думаю о смерти, Господи… Почему ты не накажешь меня??! Почему не поразишь мое тело праведным гневом? Зачем оставляешь ходить по Земле?"

"Я не хочу больше!"

"Я не хочу!"

— Пожалуйста, Адам, уходи.

Ожидает порыва ветра и стука захлопывающей балконной двери. Но чувствует совсем другое. Крепкие руки Титова. Они обхватывают ее плечи и прижимают к твердой груди.

И Ева начинает дрожать всем телом.

— Поедем со мной, — неожиданно просит ее Титов. — Поедем. Эва…

— Нет. Нет. Нет. Адам… — срывается.

— Ева…

Хочет еще раз спросить ее о Круглове. О предстоящем замужестве. О многом…

Но, потрясенный своим внутренним состоянием, не может выдавить из себя ни слова. Мысль о том, что Ева разрешала другому к себе прикасаться, раскраивает его сердце.

— Адам…

— Ева…

Не могут высказать то, что горит в груди. Зовут друг друга по имени, невольно передавая чувства, которые душит и сминает раздутая гордыня. Различают в голосах друг друга уязвимую потребность, но не могут ни справиться с ней, ни даже поглумиться.

Не понимают, что с ними происходит.

Исаева отклоняется, чтобы выдохнуть и заглянуть Адаму в глаза. Столкнуться с его пораженным взглядом. Захлебнуться болью.

— Как ты это сделала, Ева?

— Что, Адам? Я не понимаю, что? Что происходит?

— Ева…

Ее губы начинают дрожать, а глаза наполняются слезами.

"Черт… Черт… Черт…"

Титов рвано вздыхает и, моргнув, расширяет веки шире. Сражается с незнакомыми эмоциями. Прикасается к коже Евы губами, но не целует. Этот контакт нечто значительно большее.

— Адам…

— Ты хорошо притворяешься, Ева.

Ее губы приоткрываются. Кривятся и дрожат в беззвучном рыдании. Но она не может позволить себе эту слабость. Справляется, закрывая глаза и глубоко вдыхая.

— Ага, — выдавливает едва слышно. — Только сейчас я не притворяюсь.

Сердце Титова перестает биться. Пораженное непонятной болезнью, оно кровоточит и мучительно ноет.

— Что происходит, Адам? Я не знаю, что происходит…

Он знает.

— Ева…

Но не может озвучить.

— Адам…

Все изменилось. И обратной дороги, кажется, нет. Играя в свою жестокую игру, они слишком увлеклись. Далеко забрели. Потеряли ориентиры и защитные средства.

Как назад теперь? Где обратная дорогая?