Уличная красотка

В захолустном ресторане

В захолустном ресторане,
Где с пятеркой на «ура»
Громыхают стопарями —
Кто не допили с утра.
Здесь полет армейской мысли,
Над столами воспарив —
Дым, который коромыслом,
Да навязчивый мотив.

Я сажусь за столик дальний.

Никому я не знаком.
Мой сосед такой скандальный
И напитый коньяком.
Здесь никто его не может,
Говорливого, унять.
Я ему заеду в рожу,
Если станет приставать.

Лихо пьет и лихо скачет

Весь присутствующий сброд —
На последние, без сдачи —
Здесь не мелочный народ.
Винно-водочно-коньячный
Здесь кружит водоворот.
Мой сосед с какой-то клячей
Речи сальные ведет.

Он, конечно, будет битым —

Здесь на баб особый спрос.
На него глядит сердито
Лейтенант-молокосос.
И в соседа, словно сдуру,
Полетела из угла —
Нет, не тень стрелы Амура —
Ножка дюжего стола.

Я, конечно, озабочен,

Удручен и поражен:
Он, наверно, сильный очень,
Если лезет на рожон?
И под крик магнитофона
Из буфетного угла
Я лихого солдафона
Извлекаю за рога.

Он, конечно — дело чести! —

Защищал, как мог, мундир,
Но в итоге в теплом месте
Приютил его сортир.
Я плачу за все без сдачи,
Не доев и не допив…
В спину — взгляд соседской клячи,
Как навязчивый мотив.
1984 год

В магазине грампластинок

Чудо-пластинки в открытой продаже,
Песни на них словно радужный сон.
Тихо, спокойно, без роковой блажи
Их распевает Иосиф Кобзон.
Песни застрянут в мозгах, как занозы,
Нам предлагая подтягивать в тон
С Аллой Борисовной «Алые розы» —
Раймонд положит в карман миллион.

За три рубля без обмана и блата,

Не проявляя ни юркость, ни прыть,
Можно купить Окуджаву Булата
И, не дослушав, по-волчьи завыть.
Здесь — облегчения ради кармана —
Вам продадут музыкальных пилюль
В виде Вадима, то бишь Мулермана,
Или Поллада, который Бюль-Бюль.

Синяя птица к нам мчит не домчится,

Скоро несчастьям и бедам — каюк,
Надо ее подождать, не лениться —
У писнях спивает Микола Гнатюк.
Кто же решился юнцам на потеху —
Чтоб в языках поотсохло ему —
Сдуру назвать ископаемой Пьеху?
Пьеха жива. Я свидетель тому.

Песня на счастье и благо народа —

С после войны не меняющий стиль,
Крепок и стоек (такая порода!) —
В песнях зайдется дерзающий Хиль.
Нет, осуждать я великих могу ли? —
Их почитает и любит народ.
Но если есть что страшнее Мигули —
Так только холера в страдальческий год.

Эх, до чего довела лихоманка —

С музыки этой болит голова!
Крутится-вертится чудо-шарманка,
Перебирая пустые слова.
В груде пластинок, как кладоискатель,
Ройся — не ройся — чего в них найдешь?
Лихо считая рубли, обыватель
Музыки купит на ломаный грош.
1983 год

Вано, послушай!