Улика на память

— Не надо было пропуск выписывать, — мрачно сказала полная женщина, сидевшая у окна и листавшая чью-то рукопись. — Здесь не проходной двор.

Тамара смолчала. Вскоре в комнату постучали, дверь открылась. На пороге нарисовалась высокая тетка неопределенного возраста.

— Тук-тук-тук, — лыбилась она. — Можно к вам?

— Проходите, Валентина Анатольевна.

— Тамарочка, я на пару секунд заскочила. Вчера мы как-то сумбурно поговорили, вы были не в настроении, а мне хотелось бы узнать, почему рецензии на мои рукописи опять отрицательные?

— Я написала вам вкратце, в чем заключается главная проблема.

— Да, но это все общие слова. Могу я увидеть сами рецензии?

— Рецензии предназначены только для редактора, — так же мрачно проговорила женщина у окна.

— Но я автор, — начала выходить из себя Пантелеева. — Ваш рецензент уже в который раз бракует мои романы. Я хочу знать причину! Извините, но невольно начинаешь сомневаться в профессионализме вашего рецензента.

— Ваши рукописи отдавались на рецензии трем разным людям, — спокойно ответила Тамара.

— Это несерьезно! — взвизгнула авторша. — Я пишу хорошие романы, ими зачитываются все мои подруги. Вы знаете, что мне сказала соседка с нижнего этажа? Она мне сказала: «Валя, ты пишешь гениальные вещи». Все хвалят, буквально все, а ваши рецензенты вечно недовольны. Что за сговор такой? Думаете, я не в курсе, что сейчас издают? Одна чернуха, одна кровь, насилие, убийства… А мои романы дарят людям надежду.

Не сдержавшись, Люська хохотнула. Пантелеева метнула на нее гневный взгляд.

— Над кем ты смеешься, девочка?

— Брат анекдот рассказал.

— Тамара, прочитайте мои романы, не отдавайте их рецензентам. Прошу вас. Прошу!

Мне сразу стало понятно, что авторша — тетка неадекватная. Это поняла и Люська, когда пять минут спустя Пантелеева начала материться, оскорбляя всех, кто находился в комнате. Досталось и нам.

Когда ее выдворили, Тамара нервно рассмеялась.

— Сумасшедшая.

— А она кто? — спросил я.

— Гениальная писательница, которая считает, что Лувр находится в Милане. Терроризирует нас больше двух лет. Пишет нечитабельные вещи, сама этого не понимает, мучает нас, мучает себя. Думаете, она больше здесь не появится? Через час позвонит, станет просить прощения, недели через две пришлет старую рукопись под новым названием, через месяц заявится лично.

— Нервная у вас работенка.

— Ну почему же, — засмеялась соседка Тамары, — иногда бывает очень весело. Вот буквально минуту назад читала… так… сейчас найду… Послушайте. «Ей было двадцать два года, она была высокая и красивая, потому что посещала фитнес-клуб и солярий. На ее красивом лице сидели два больших зеленых красивых глаза в окружении длинных красивых ресниц. Красивые веснушки придавали лицу больше красоты…» Как вам?

— Прикольно.

— А потом будут звонки, вопросы, почему отказали в издании, обиды, злость. Одни знают, что пишут слабо, не скандалят, принимают к сведению, другие закатывают истерики. Вон, как Пантелеева. Друзьям-знакомым, видите ли, ее писанина понравилась, а мы, такие-сякие, из вредности губим молодой талант. А то, что она в одном слове четыре ошибки сделать может, ее мало волнует.

— Алла, по-моему, ты слишком разговорилась, — сказала мрачная женщина у окна.

Алла с Тамарой обменялись понимающими взглядами.

…Сергей Колосов появился в издательстве с большим опозданием. Пригласив нас в свой кабинет, сухо спросил, кто мы такие и откуда знаем Хрома. Сразу стало понятно, к доверительному разговору он не расположен. Смотрел исподлобья, хмурился, потом начал стучать карандашом по столу. Терпеть этого не могу. Наша завучиха тоже постоянно стучит карандашом по столу. Вызовет в учительскую, сесть не предложит, а сама развалится на стуле и давай карандашом тарабанить. Пять минут может стучать и играть в молчанку.

— Кто вам рассказал про Хрома? — повторил Колосов.

— Никто не рассказывал, — я достал фотографию. — Так получилось, что к нам попала фотка. Взгляните.

— У меня есть эта фотография, — Сергей Валентинович даже не притронулся к снимку. — Славка Хромов, Валерка Лапиков, я и Женька Чапиков.

— Нам необходимо найти этого человека, — Люська ткнула пальцем в Хрома.

— Зачем? А впрочем… Славка погиб десять лет назад.

— Как погиб?

— Подробности мне неизвестны. Знаю, что погиб где-то в горах, вроде сорвался с обрыва.

— Он увлекался альпинизмом?

— Чем увлекался Славка, я не знаю, мы не общались.

— А вы уверены, что он погиб?

— Конечно.

— А кто-нибудь из них, — я показал на Червонца и Жеку, — общался с Хромом?

— Наверное. Я не уверен, — Колосов все-таки взял фотографию. — Женька Чапиков вроде с ним контачил. Валерка… сомневаюсь. С Валеркой связь прервалась раньше всех. Зазвездил Валерка.

— Кто он такой? — спросила Люська.

— Телеведущий.

— Лапиков… Лапиков… что-то не знаю я такого.

— А Огнева знаешь?

— Валерия Огнева?! — Люська подпрыгнула на стуле. — Блин, Глеб, точно — это он. Огнев! Я же говорила тебе, говорила, что его лицо кажется мне очень знакомым.

— Но вы сказали, его фамилия Лапиков.

— Став телеведущим, он взял псевдоним. Лапиков звучит хуже, чем Огнев.