– Я-то думала, что она просто хочет помочь мне с ребенком и немного заработать, а оказалось, что ей просто надо было попасть в папину квартиру. Ее отпечатки пальцев обнаружены даже на полках с моим нижним бельем, на плафонах под потолком. Она обыскала весь дом, рылась в нем, когда нас здесь не было, копалась, пока я была у папы. На очной ставке эта мерзавка твердила про какой-то медальон, но я впервые о нем слышу.
Нет, не было в ней в этот раз ни агрессии, ни ненависти. Она бросалась на Гурова, желая найти опору и защиту.
– Марина, вы действительно никогда не видели медальон, о котором говорила няня? – спросил Лев Иванович.
– Клянусь.
– Можно вас на минутку?
Марина непонимающе распахнула глаза, когда Гуров открыл дверь, ведущую в ее спальню. Она переступила через порог в полном недоумении.
Семейное фото было на прежнем месте.
– Ответ вот здесь, – сказал Гуров.
Марина взглянула на фотографию.
– Не понимаю…
– Посмотрите внимательно.
Она вгляделась в снимок и спросила:
– Вы про медальон, который у мамы? Ерунда. Папа подарил ей его перед самым арестом.
– Это был неожиданный для нее подарок, верно?
Марина опустилась на край двуспальной кровати.
– Да, – сказала она. – Мама мне говорила, что он внезапно подошел к ней и сам застегнул цепочку у нее на шее. Да-да, все верно. Она не ожидала этого. Господи, но откуда вы знаете?
Сыщик помнил, что Байрон хотел сделать подарок своей любовнице, но узнал о том, что она ему изменяет. Поэтому презентовать ей он ничего не стал, хотя и пообещал сюрприз.
А еще Байрон вспомнил про свою жену. Она во многом проигрывала любовнице, но не ее, а именно супругу он назвал верным боевым товарищем.
– Марина, а где сейчас медальон? – спросил Лев Иванович.
Она натянула на руки длинные рукава кофты и ответила:
– Мама больше его не снимала. С ним ее и похоронили.
Когда Лев Иванович вернулся домой, Мария уже спала.
Гуров достал из кармана сигарету, которую таскал там уже несколько дней, вышел на балкон и наконец-то закурил. Через минуту он вытянул руку, стряхнул пепел и как завороженный смотрел, как он плавно опускается к земле и пропадает из вида.
Элитный утопленник
Повесть
Глава 1
Дирижер взмахнул рукой, и просторный двор типичной московской сталинки, находящейся в Филях, наполнили ни с чем не сравнимые звуки духового оркестра.
Саксофон, труба, флейты, гобои, рожок, барабаны и фагот. Музыкальных познаний Гурова вполне хватало, чтобы определить, где какой инструмент. Запинка вышла только при идентификации котлообразных чаш, обтянутых кожей, то есть литавр. Лев Иванович, как и многие другие люди, ошибочно считал, что литавры непременно звенят. Значит, они должны напоминать нечто подобное тарелкам. Узнать их в ударном инструменте сыщику никак не удавалось.
– Всем бы такими быть в девяносто шесть, как Василий Леонтьевич, – тихо прошептал Станислав Крячко, лучший друг и напарник Гурова. – Смотри, как глаза-то у старика блестят.
Фронтовику Василию Туницкому в этот день родственники специально подрегулировали слуховой аппарат, чтобы он сполна мог насладиться торжеством в честь себя самого. Идея провести парад в честь одного ветерана Великой Отечественной войны прямо во дворе его дома родилась у командования Московского университета МВД России. Сам Туницкий в те грозные годы был музыкантом военного оркестра, а потом в течение сорока пяти лет работал в школе милиции. Василий Леонтьевич в окружении родственников сидел за столом, специально вынесенным прямо во двор. Ветеран Великой войны, участник разгрома Квантунской армии слушал песни в исполнении своих коллег, приходил в полный восторг, иногда даже вытирал слезинки кулаком. Он полагал, что этого никто не замечает, а может, не считал нужным скрывать эмоции.
Духовой оркестр находился на особом обеспечении в этом учебном заведении. Попасть туда было очень непросто. Служба там считалась престижной. Музыкантам нужно было действительно обладать если не талантом, то, по крайней мере, отличной техникой исполнения. Вокалистам полагалось петь так, чтобы душа у руководства сначала развернулась, потом свернулась.
Справедливости ради надо отметить, что эти требования командования оказались выполнены. Песни действительно звучали очень хорошо, проникновенно.
Когда концерт закончился, со своего места поднялся майор Туницкий. На тщедушной согбенной фигуре висел пиджак с многочисленными наградами, колени его подкашивались. Но ветеран усилием воли расправил плечи и как будто вмиг стал выше ростом и увереннее статью. Родные по обе стороны подхватили его за руки и помогли подойти к оркестру.