Улики горят синим пламенем

Обстановку он оценил в долю секунды. Тело Черушина на мостовой, резкие движения смуглых пареньков и, главное, отсутствие в поле зрения Элеоноры сразу обрисовали ему картину в целом. Без криков типа «Стоять!», без предупредительных выстрелов в воздух полковник с ходу открыл огонь по колесам рванувшей с места машины.

Из машины раздались ответные выстрелы. Станиславу не понравилась меткость смуглых парней. Одна пуля потревожила его пробор, другая обожгла плечо. Сам он, похоже, в горячке промахнулся.

Машина сорвалась с места, стирая покрышки, и унеслась вдаль. В нос сыщику шибануло вонью горелой резины.

Из ресторана, пошатываясь и хромая, выбирались недавние противники Станислава. Увидев его с дымящимся пистолетом, вытаращили глаза и выставили вперед руки, демонстрируя мирные намерения.

– Извини, мужик, непонятка вышла. Мы ничего такого не хотели.

Грубиян-зачинщик остановился возле распростертого на земле тела майора Черушина и озадаченно потер травмированный подбородок.

– Да, круто ты его, – оценил он. – Нам еще повезло, легко отделались.

Крячко и сам уже понял, что столкнулся с обыкновенными алкашами. Обиды на них он не держал, но злился на себя, что позволил развести себя как сопливого пацана.

– Это не я. С какого хера мне его убивать?

Мужики удивленно переглянулись.

– Так это же он нас подписал, чтобы тебе вломить. Сказал – ты его бабу увел.

Станислав приоткрыл рот, да так и замер. Постоял с минуту. И тут позвонил Гуров.

– Ты живой? – спросил он.

Станиславу и в голову не пришло, что Гуров может иронизировать. Ответил он на полном серьезе.

– Я-то живой, но Элеонору увезли, – уныло сообщил Крячко.

– Кто?

– По-моему, какие-то абреки. Они Черушина убили.

– А как ты?

– Кажется, немного зацепили.

– Уже лечу! – Гуров отключил связь.

– Сам-то давай поосторожнее, – проворчал Крячко.

И присел на бордюр поджидать медиков и милицию.

Пятница

С утра Гуров первым делом навестил раненого Станислава. Накануне вечером они не успели даже повидаться. К тому моменту, когда Гуров прибыл на место происшествия, Крячко уже укатил на карете «Скорой помощи».

Впрочем, ранение оказалось легким, и утром Станислав сбежал домой. Оставаться в больнице полковник отказался наотрез. Его жена вместе с дочкой еще накануне уехали на дачу, и теперь он наслаждался полным одиночеством.

– Представляешь, один, совсем один! Стакан воды подать некому, – говорил он Гурову по телефону, и голос его звенел нотами тихой радости.

Не то чтобы он не любил свою жену Наталью или дочку, даже совсем наоборот, души в них не чаял. За них, родных, любого злодея поуродовал бы, как Пикассо «Женщину, сидящую в кресле» или «Голову бородатого мужчины». Но иногда и самому оголтелому семьянину хочется немного побыть в одиночестве.

Гуров заглянул к нему до работы. Привычно поднялся на третий этаж, повернул налево и позвонил. Дверь открыл сам хозяин. Он проводил гостя на кухню и усадил к маленькому колченогому столу. На столе стоял натюрморт в стиле Петрова-Водкина. Станислав предложил:

– Выпьешь? Перцовочки, граммов пятьдесят, чтобы жизнь медом не казалась. Под селедочку и грибки. Мне доктор прописал. Не веришь? И не надо! А мне так легче.

– Я-то думал, он лежит, залечивает тяжелые раны! – воскликнул Гуров. – А он вульгарно пьянствует. Причем в одиночку.

– Уже нет, – возразил Крячко, наливая водку во вторую рюмку.

– Я за рулем, – напомнил Гуров. – К тому же сегодня постный день.

– А я тебе колбасу и не предлагаю, – Крячко нанизал на вилку соленый масленок. Со шляпки гриба так и стекали густые желтоватые сопли рассола. У Гурова в ответ сразу и обильно потекли слюнки.

Крячко продолжал искушать друга с особым цинизмом:

– Лева, мы с тобой знакомы больше четверти века, и сколько тебе можно принять за рулем, а сколько под рулем, я знаю лучше тебя. Ты же не будешь такой свиньей, что откажешься выпить за мое здоровье?

Что тут возразишь?

– Твое здоровье, мент с раной! – Гуров выпил и закусил. Поскольку завтракал он легко, тут же захотелось есть.

Крячко прочитал это по глазам друга.

– Сейчас яичницу сварганю, – успокоил он.

И снова налил. Увидев протестующий жест Гурова, Станислав пояснил:

– Ты подписывался на пятьдесят граммов, в рюмку входит тридцать. Десять на ум пошлу, округляем – получаем требуемые пятьдесят. Кроме того, ты за мое здоровье выпил. Так какой я был бы свиньей, если бы не выпил за твое!

Гуров выпил и снова закусил сопливым масленком. Похрустел долькой репчатого лука. Потом попробовал селедочки. И не зря. Она оказалась жирной и малосольной. Откровенно говоря, он и не сопротивлялся особенно, злоупотреблял с чистой совестью. Только теперь, воздав хозяину должное и получив благодаря этому право голоса, он спросил:

– Как твое плечо?

Станислав пренебрежительно махнул здоровой рукой.

– Ничего страшного, слегка царапнуло. Завтра-послезавтра буду в полной боевой готовности. Руку вот только поднять не могу, бинты мешают. А так нормально.

За яичницей, зажаренной с чесноком, на сале с восхитительными мясными прожилками, разговор вернулся к работе.