Улисс

О'МЕДДЕН БЕРК: Свободная лиса в свободном курятнике.

ДЕЙВИ БИРН: (В затяжном зевке.) Иййййййййааааааах!

ЦВЕЙТ: Смешанные расы и смешанные браки.

ЛЕНИЕН: Как насчёт смешанного купания?

(Цвейт излагает близстоящим свои проекты по общественной регенерации. Все соглашаются с ним. Появляется хранитель музея на Килдар-Стрит, волоча телегу на которой трясутся статуи нескольких нагих богинь, Венеры Каллипиги, Венеры Общенародной, Венеры Метемпсихозис и гипсовые фигуры, тоже голяком, представляющие девять новых муз: Коммерции, Оперативной музыки, Любви, Гласности, Производства, Свободы слова, Общего голосования, Гастрономии, Личной гигиены, Приморских Концертных Развлечений, Безболезненного Акушерства и Астрономии для Народа.)

ОТЕЦ ФАРЛЕЙ: Он епископальник, агностик, архи-арианец, ищущий ниспровергнуть нашу святую веру.

М-С РИОРДАН: (Разрывает своё завещание.) Я разочаровалась в вас! Вы негодяй!

МАМАША ГРОГАН: (Стаскисает свой башмак, чтоб запустить в Цвейта.) Ах, ты тварь! Паскудник!

НОСАЧ ФЛИНН: Спой нам Цвейт. Какую-нибудь из старых сладких песен.

ЦВЕЙТ: (С искромётным юмором.)

Я клятвы ей давал, что не покину никогда,
Но сам же оказался в дураках
С моим та-рам, та-рам, ту-ра-рам-пам.

ПОПРЫГУН ХОЛОЕН: Старый добрый Цвейт! Всё-таки, другого такого не найти.

ПЕДДИ ЛЕОНАРД: Опереточный ирландец!

ЦВЕЙТ: Какая гнездовая опера схожа с озорниками Гибралтара? Разо-Рим. (Смех.)

ЛЕНИЕН: Плагиатор! Долой Цвейта!

СИВИЛЛА ПОД ВУАЛЬЮ: (Экзальтированно.) Я цвейтистка и этим горжусь. Я верю в него, несмотря ни на что. Я и жизнь за него отдам, за самого юморного на свете.

ЦВЕЙТ: (Подмигивает близстоящим.) Держу пари, она смазливая девуля.

ТЕОДОР ПУРФО: (В рыбачьей шапке и клеенчатой куртке.) Он пользуется механическим приспособлением, попирая священные уложения природы.

СИВИЛЛА ПОД ВУАЛЬЮ: (Закалывает себя.) Мой герой – божество! (Она умирает.)

(Множество женщин, самых привлекательных и энтузиазмастурбированных, тoже совершают самоубийства, закалываясь, топясь, выпивая прусскую кислоту, аконит, мышьяк, вскрывая вены, отказываясь от еды, бросаясь под асфальтоукладчики, с верхушки колонны Нельсона, в большой чан винокурни Гинеса, суя голову в газовую печь для удушения, вешаясь на модных подвязках, прыгая из окон различных этажей.)

АЛЕКСАНДЕР ДЖ. ДОВИ: (Рассвирипело.) Сохристиане и антицвейтисты, человек по прозванию Цвейт, отросток адова корня, позорище рода христианского. Этого демонского развратника, гнусного козла Мендеса с юных лет отличали признаки инфантильной распущенности – пороки городов равнины, при пособничестве развратной няньки. Этот злобный, бесстыжий, закоснелый лицемер и есть тот самый белый бык из пророчеств Апокалипсиса. Он поклоняется Красной Бабище, ноздри его смердят кознями. Ему прямая дорога на костёр для сожжения и в котёл кипящего масла. Калибан!

ТОЛПА: Линчевать его! Поджарить! Ничем, не лучше Парнела. М-р Лис! (Мамаша Гроган запускает своим башмаком в Цвейта. Несколько лавочников с Дорсет-Стрит осыпают градом предметов малой—а то и вовсе никакой—коммерческой стоимости: жестянками из-под сгущеного молока, нераспроданной капустой, зачерствелым хлебом, овечьими хвостами, обрезками жира.)