Улисс

(Хор из шести сотен голосов под управлением м-ра Винсента О'Брайена распевает "Аллелуя" под органный аккомпанимент Джозефа Глинна. Цвейт онемел, осунулся, обуглился.)

ЗОЯ: Давай выбалтывай, пока не видно как краснеешь.

ЦВЕЙТ: (В шляпе-тирольке с глиняной трубкой сунутой под ленту и в запылённых башмаках; в руке эмигрантский узелок из красного носового платка, ведёт аспидно-чёрную свинью на налыгаче. С лукавинкой во взгляде.) Теперича, пущай ужо пойду, хозяюшка, а то, клянусь всеми козлами Коннемары, мои папаня и маманя места, небось, не находют. (Со слезами на глазах.) Бессмысленно всё. Патриотизм, скорбь по покойникам, музыка, будущность расы. Быть или не быть. Сон жизни минул. Незаметно покинуть её. Пусть они себе живут. (Печально воззряется вдаль.) Со мной покончено. Пара пастилок аконита. Задёрнуть шторы. Письмо. И снова лечь, упокоиться. (С мягким придыхом.) И больше уж никогда. Я прожил. Честно. Прощайте.

ЗОЯ: (Задыхаясь, суёт палец себе под бархатку.) Честно? До следующего раза, как только подвернётся. (Она фыркает.) Скорей всего, ты просто встал не с того края кровати, или слишком сразу кончил с самой клёвой из твоих девок. У, я тебя насквозь вижу.

ЦВЕЙТ: (С горечью.) Мужчина и женщина. Любовь. Что в этом всём? Бутылка и пробка.

ЗОЯ: (Вдруг озлясь.) Как подло и несправедливо. Нечего колоть глаза бледной шлюхе.

ЦВЕЙТ: (Покаянно.) Я очень колок. Ты – необходимое зло. Откуда ты? Лондонская?

ЗОЯ: (Залихватски.) Из Свинячего Нортона, где кабаны играют на органах. Я родом из Йоркшира. (Она отстраняет его руку, что щупала её сосок.) Эй, Томми Щекотунчик. Ты это брось, да начни чего похуже. Имеешь наличные на короткий сеанс? Десять шиллингов?

ЦВЕЙТ: (Улыбается, медленно кивает.) Больше, гурия, больше.

ЗОЯ: И маленькую тележку? (Она небрежно шлёпает его бархатными лапками.) Заскочишь в муззал глянуть на нашу новую пианолу? Заходи, я сама отшелешу.

ЦВЕЙТ: (В сомнении держится за свой затылок как заботливая торговка сосредоточенно выверяющая симметричность кучки её наполированных груш.) Кое-кто жутко приревнует, если узнает. Зелёноглазое чудище. (Откровенно.) Сама знаешь, как оно всё непросто. Что тебе толковать.

ЗОЯ: (Польщённо.) Что глаз не видит, о том сердце не болит. (Она шлёпает его.) Да, иди уж.

ЦВЕЙТ: Ведьма-хохотунья. Рука качающая колыбель.

ЗОЯ: Младенчик?

ЦВЕЙТ: (В младенческих подгузниках и распашонке, крупноголовый с пушком тёмных волос, не сводит больших глаз с её струящегося халатика и пухленьким пальцем пересчитывает бронзовые застёжки на нём, влажный язык его болтается и шепелявит.) Лаз, два, тли: тли, два, лаз.

ЗАСТЁЖКИ: Любит. Не любит. Любит.

ЗОЯ: Молчание – знак согласия. (Маленькими растопыренными коготками она схватывает его руку, её указательный палец роковой приманкой касается его ладони знаком тайного старейшины.) Горячие руки – холодный зоб.

(Он колеблется среди ароматов, музыки, искушений. Она подводит его к ступеням, маня его запахом своих подмышек, прищуром накрашенных глаз, шелестом халатика, в волнистых складках которого таится львистая вонь всех тварей-самцов, что обладали ею.)

ТВАРИ-САМЦЫ: (Вдыхая серу течки и срачки, дыбясь в своем загоне, истомно рыкая; их одурманенные головы мотаются туда-сюда.) Хороша!