Улисс

Аптекарь листал страницу за страницей в обратном направлении. От него попахивает чем-то песчано-морщинистым. Усохший череп. Стар к тому же. Все силы отданы поискам философского камня. Алхимики. Наркотики старят, вызывая умственное возбуждение. Сменяется летаргией. Почему? Реакция. Вся жизнь в ночи. Постепенно меняется характер. День деньской среди трав, масел, дизинфицирующих растворов. Эти его алебастровые пиалы. Пестик и ступка. Дисцилир. Л.Лавр. Зелен. Кордилин. От одних лишь запахов почти приходишь в норму, как от звонка на дверях дантиста. Доктор Тяп. Ему стоит подлечиться. На медвяных или эмульсии. Тот парень, что первым сорвал траву для самолечения не робкого был десятка. Простаки. Нужна осмотрительность. Тут хватит всячины, чтоб захлороформиться без возврата. Проба: голубую лакмусовую бумажку делает красной. Хлороформ. Сверхдоза настойки опиума. Сонные капли. Любовные снадобья. Суперлучший маковый сок вызывает кашель. Забиваются поры или слизь. Настоящие лекарства в основном из ядов. Исцеленье, где меньше всего и ожидал бы. Природа мудра.

– Две недели назад, сэр?

– Да,– сказал м-р Цвейт.

Он ждал у прилавка, вдыхая пряный дух лекарств, пыльный сухой запах губок и луффы. Уйму времени тратим на рассказы про свои болячки и болезни.

– Абрикосовое масло и настой бензоина,– подсказал м-р Цвейт,– и потом ещё вода на апельсиновых лепестках.

Наверно это и делает её кожу такой нежной, белой как воск.

– Там ещё белый воск,– добавил он.

Подчёркивает её темноглазость. Смотрела на меня, подняв простыню до глаз, испанистая, нюхала себя, когда я вдевал запонки в манжеты. Эти домашние рецепты зачастую лучше всего: земляника для зубов: крапива с дождевой водой: овсянка, говорят, на сыворотке. Питание кожи. Один из сыновей старой королевы, герцог Албани, кажется, имел всего один слой кожного покрова. Леопольд, да. У нас ведь их трое. Бородавки, волдыри и прыщи, чтоб не рыпались. Но хочется ещё и духов. Какие духи у твоей? Pean d'Espagne. Этот апельсиновый цвет. Чисто – вершковое мыло. Вода такая свежая. Приятный запах от этих мыл. Пора в баню за углом. Хаммэм. Турецкая. Массаж. Грязь скатывается у тебя в пупке. Приятней, если б делала хорошенькая девушка. А ещё я, пожалуй. Да, я. Там в бане. Глянь-ка, разохотился. Вода к воде. Совместить приятное с полезным. Жаль нет времени на массаж. Потом весь день чувствуешь себя бодрым. От похорон всегда такая подавленность.

– Да, сэр,– сказал аптекарь.– Заплачено два и девять. Вы принесли бутылочку?

– Нет,– сказал м-р Цвейт.– Приготовьте, пожалуйста. Я зайду днём, а ещё возьму кусок такого мыла. Почём они?

– Четыре пенса, сэр.

М-р Цвейт поднял брусок к ноздрям. Сладкий лимонный воск.

– Беру это,– сказал он.– За всё получается три и пенни.

– Да, сэр,– сказал аптекарь.– Можете заплатить за всё разом, когда зайдёте.

– Хорошо,– сказал м-р Цвейт.

Он выступил из аптеки с газетной трубкой подмышкой, держа прохладообёрнутое мыло в левой руке.

У самой его подмышки голос и рука Бентема Лайнса произнесли:

– Привет, Цвейт, что новенького? Это сегодняшняя? Дай глянуть.

Опять сбрил свои усы, клянусь небом! Долгая холодная верхняя губа. Чтоб моложавей выглядеть. И вид цветущий. Моложе меня.

Жёлтые пальцы Бентама Лайнса с чёрной каймой под ногтями развернули трубочку. Тоже пора помыться. Снять верхний слой грязи. Доброе утро, а вы испробовали Грушевое Мыло? Перхоть по плечам. Скальп нуждается в смазке.

– Мне только глянуть про французскую лошадь в сегодняшнем забеге,– пояснил Бентам Лайнс.– Где, к хренам, они это приткнули?

Он шелестел слипшимися страницами, подёргивая подбородком по стоячему воротнику. Тик для бритья. Тугой воротник доведёт его до лысины. Лучше оставить ему газету и отшить поскорее.

– Да оставьте себе,– сказал м-р Цвейт.

– Эскот. Золотой кубок. Погодите,– бормотал Бентам Лайнс.– Полмину. Максимум секунду.

– Мне она уже никчему, просто клочок бумаги,– сказал м-р Цвейт.

Бентам Лайнс вдруг вскинул глаза и чуть подмигнул.

– Точно?– произнёс его резкий голос.

– Ну, говорю же,– ответил м-р Цвейт.– Клочок и ничего другого.

Бентам Лайнс секунду посомневался, косясь: потом всучил развёрнутые листы обратно на руки м-ру Цвейту.

– Рискну,– сказал он.– Ну, спасибо.

Он заспешил к углу Конвей. Торопыга.

М-р Цвейт снова сложил страницы аккуратным квадратом и всунул туда мыло, улыбаясь. Такие глупые у него губы. Ставки на скачках. Стало нынче золотым дном. Мальчики-посыльные крадут, чтоб поставить хоть шесть пенсов. Разыгрывают лотерею на варёного индюка. Рождественский обед всего за три пенса: Джек Флеминг насобирал взносов, закладов и смылся в Америку. Теперь у него там свой отель. Они никогда не возвращаются. От мясной похлебки Египта.

Он бодро зашагал к мечети бань. А смахивает-таки на мечеть, краснообожжённый кирпич, минареты. Колледж, как я посмотрю, сегодня в спорт ударился. Он обвёл взглядом подковообразный плакат над воротами в парк колледжа: велосипедист, сложился пополам, как треска в банке. Реклама совсем ни к чёрту.