Множественность стратегий письма у Джойса должна рассматриваться не просто как некий «плюрализм» или «полифонизм», и уж тем паче не эклектизм: за нею раскрывается тоже определенная стратегия, характернейшая джойсовская стратегия творчества и личности. Различные стратегии письма, что мы обнаруживаем в открытом нецельном целом джойсова текста, существуют в этом тексте не независимо; неверно думать, что они попросту рядополагаются, последовательно сменяя друг друга – скажем, за структуралистским разделом или пассажем следует сериальный и т. п. Художник выстраивает меж ними целую «систему сдержек и противовесов» – тонкие отношения взаимного баланса, сдерживания, размывания, дезавуирования, подрыва. Вот пример: как мы указывали, язык
представляется у (позднего) Джойса преимущественно в сериальной парадигме, тогда как история – преимущественно в структуралистской, под знаком Четверки, магического числа «Поминок»; но однако при этом меж тою и другой сферой утверждается своеобразное тождество (см. эп. 6). Пример этот, важный и характерный, помогает резюмировать в одном суммирующем выводе все разбросанные замечания о джойсовом плюрализме, полифонизме, неоднозначности, анти-идеологичности, etc. Мы заключаем: никакая избранная стратегия, идея, техника и т. д. и т. п. – никогда не принимается у Джойса до конца и безоговорочно. Ни на какой стратегии, идее, технике… текст Джойса не останавливается окончательно и определенно; вводя и проводя каждую, он ее одновременно отменяет и подрывает, от каждой уходит. При этом, в типичных случаях, избранная стратегия или техника утверждается вполне явно и слышно (Джойс любит «обнажение приема»), отменяется же и подрывается – незаметно, втихомолку, так что уход от них верно будет назвать ускользанием. Это слово подойдет и в качестве ключевого термина: единая творческая стратегия Джойса может быть обозначена как стратегия ускользания. Достаточно очевидна ее связь с подходом деконструкции: джойсовы ускользания и подрывы собственных принципов и приемов часто носят характер именно деконструкции их; так, к примеру, подрывая структуралистскую парадигму внедрением сериальной, Джойс совершает деконструкцию смысловой иерархии, иерархического принципа, имманентного первой парадигме. (Заметим попутно, что парадигмы у Джойса, будучи систематически подрываемы, за счет этого ущербляются в своем статусе и существе парадигм, сдвигаясь ближе к метафорам.) Другая, не менее очевидная связь – с жизненною стратегией. Житейский девиз Джойса, Silence, Cunning and Exile (эп. 1) вполне можно перевести и так: Молчи – Лукавствуй – Ускользай; и мы с удовлетворением замечаем, что в стратегии ускользания нам удается увидеть единство жизненной и творческой установок, увидеть творчество художника как опыт самовыражения его личности. Эта стратегия у него всепроникающа, он ускользает от окончательной однозначности во всем – в ответах на вопросы, в любых альтернативах и дилеммах, в выяснениях любых отношений, начиная с отношений со своим временем. Джойс – мэтр ускользания, как некогда знаменитый Гарри Гудини, и неспроста не только биографы, но и теоретики так часто приводят слова безумной Лючии при известии о смерти и похоронах отца: «Что этот идиот там делает, под землей? Когда он вздумает вылезти оттуда?» – Со своей стороны, во втором финале нашего «Зеркала» мы предложим читателю некоторый ответ на этот интересный вопрос.