Улитка

– Привет! – заторопилась она, как только гудки прервались и связь установилась.

– Ну, здравствуй, – голос Регоса, как всегда, немного пугал. Было в нем что-то, ну, не такое. Как и в самом Регосе. То есть, он был отличный, всегда выручал, знакомы уже тысячу лет, но Мана всегда чувствовала какой-то дискомфорт при общении с ним. Хотя они уже не один раз пили по вечерам в парке, влипали в пару историй, но что-то было в нем… чужое. Незнакомое и непонятное.

– Ты мне очень-очень-очень нужен! Прям очень позарез вообще. Ты сможешь приехать к фабрике?

– А в чем, собственно, дело?

Точнее, она даже не дала ему договорить эту фразу. Мана знала, что он спросит, и перебила примерно на середине.

Хотя прервать Регоса – дело нереальное. Просто они говорили одновременно, он – конец предложения, она – начало.

– У мамы протез сломался, она стоит в нем на остановке. Ее надо забрать. Ты же сможешь приехать?

– Ого. Не шутки. И куда мы ее и как?…

Мана нетерпеливо нарезала круги вокруг детской площадки. Она знала – это не к ней вопрос, сейчас он все решит, просто ему нужно время. Чертовски много времени!

– Он же порядочно весит, придется ее вынимать…

– Я в метро захожу, мне к ней надо. Приедешь, да, договорились?

– Хорошо, сейчас поеду, да. Дело важное.

Мана мгновенно сбросила вызов, торопясь продолжить путь, и тут же ей стало очень стыдно. Надо было хотя бы спасибо сказать… Вот она криворогая свинья. Надо будет много-много раз его поблагодарить, когда она его увидит. И извиниться. И… и еще куча каких-то обрывочных мыслей, как там Танга, как вообще сказать об этом матери, главное – когда?

Все же будет хорошо?

На входе в метро она привычно вытащила из кармана карту и замерла.

«Хорошенькое дело – путать следы и приложить на входе ученическую карту с моей фамилией… Черт!»

Мана воровато осмотрелась.

Скучающий охранник поглядывал, скорее, в свой смарфон, чем в мониторы, конечно, но камеры, вероятно, засекут движение, если она попытается проскочить за кем-то через турникет.

Мана потопала к кассам. Автоматы уже давно не принимали наличные, но вдруг повезет?

– Извините, пожалуйста… – на нее даже не смотрят.

– Извините, вы не могли бы… – еще одна голова отворачивается.

Мана повела взглядом по редкому потоку людей, заходящих в метро.

Нет.

Нет.

Вот. Молодой парень, она почти бросилась к нему.

– Извини, слушай, – он испугано остановился. – у меня только наличка, можешь мне билет купить?

Мана протянула в его сторону купюру.

– Даже сдачи не надо…

– Давай, – смущенно буркнул он и подошел к автомату. Потом протянул ей билет и так же в пол ответил, – не надо мне твоих денег.

– Да возьми, ну, – она нелепо тыркнула деньгами в его сторону.

Парень замотал головой.

– Берешь билет?

Мана растеряно приняла пластиковую карточку. И несколько секунд стояла, глядя на торопливо удалявшуюся спину.

– Спасибо, – почти шепотом бросила она вслед.

В вагоне метро она опять прислонилась затылком к стене и закрыла глаза. Бежать было некуда, заняться было нечем… и внутри, все нарастая, начал метаться какой-то не оформленный, бессловесный крик. Он зарождался в центре живота, бился о клетку кожи, отражаясь обратно, опять отскакивал, закручиваясь в спираль, поднимался выше, в голову, где звук становился звонче и громче, резонируя о череп. Какая-то неподвижная судорога пробегала внутри ее тела, и она совершенно не знала, что ей делать. Как от нее избавиться. Куда ее деть.

Она решила не бороться. Мана просто отдалась этим ощущениям, раскручивая их внутри, потом – воображая, как она вертится волчком внутри вагона и орет. Громко, бессвязно, болезненно…

«Выспись сегодня получше,» – так, вроде, ей велел Паук? Она усмехнулась вслух, маленькое представление для самой себя, смешок наигранного сарказма. Да уж, выспаться у нее получится непременно. Только этим и будет заниматься.

Паука, конечно, никто не звал Пауком. На работе они не использовали имен, при приеме им всем были назначены номера и велено было соблюдать строжайшую секретность. Они соблюдали. Для собственной же безопасности, подпольная экспериментальная клиника дело не шуточное, если их накроют…

Но по номерам они тоже друг другу не обращались. И кличек не давали.

Только у Дворецкого было прозвище. Потому что он был нелепым, вульгарным и не просто большим там или полным, нет, совершенно запущенно жирным человеком. Его часто поминали в разговорах. Скажи Дворецкому. Попрошу Дворецкого… Кто придумал эту кличку – Паук не знал. Но все пользовались ей очень охотно, находя весьма ироничной. Если бы Паук узнал, что Мана называет Дворецкого Слизняком, то с удовольствием бы согласился.

А друг друга персонал называл просто – ты, и, конечно же, Смотри или Слушай. Самые универсальные и популярные имена.

По номерам их называло только незримое начальство. В звонках, сообщениях.

– Девятый, вам следует…