Улиткин Дол

Я отзывчивый.

Я не знаю ничего.

Моя совесть, кажется, чиста.

Я стою на одном месте.

Я не знаю, каким мне быть.

У меня есть мечты.

Я не боюсь смерти.

Я хочу чего-то нового.

Я жду чего-то.

Я заколебался.»

Бабушка сидела, задумавшись, а Яша улыбнулся – он вспомнил, что через пару дней после проведения этого теста в сентябре, он попал в Улиткин Дол.

Бабушка очнулась:

– Я просто хочу, чтобы ты помнил, дорогой мой, что я твёрдо намерена переехать из города весной, – Яша почувствовал, что её голос дрожит, вскинул глаза и не ошибся – глаза бабушки увлажнились, и в них стояла тревога.

В этот миг ему почему-то страшно захотелось рассказать о Доле, но он сдержался. Он опустился на пол к бабушкиным коленям, взял её за обе руки, поцеловал их, не только потому, что ей бы это понравилось, и сказал:

– Бабуль, я хочу с тобой… туда.

Бабушка сморгнула тревогу:

– Куда? На дачу? Разумеется, но… летом, дорогой мой, – бабушка смотрела Яше прямо в глаза и как-то странно, будто ждала чего-то.

– Стоп, – Яша пока не понял, – а весной я что, буду один тут?

Он не знал, может, радоваться? Но такой свободы ему никогда не давали… Бабушка прервала догадки, как-то странно сдавила Яше голову с двух сторон своими прекрасными руками и, очень волнуясь, произнесла:

– Нет… За тобой будет присматривать один человек…

– Какой человек?

– М-м… хороший.

Что-то происходило, и Яша весь превратился в слух. Бабушка вдруг очень тепло улыбнулась, расслабила плечи, словно с них сняли мешок с песком.

– Ты всё узнаешь, скоро. Обещаю.

Глава 13. Пятая Москва

Маха не звонила, а позвонить сам Яша ещё не решился.

Он спросил Барсука, нельзя ли узнать, где живёт в Москве Раса, на что Барсук тоном без возражений ответил:

– Раса живет не в Москве, и видеться с ней вам не надо.

В школу Яша ходил автоматически. Ему совершенно не хотелось переживать по поводу этой части своей жизни. Он иногда лишь вспоминал слова Маназа, Грека: «Если знания не несут мудрости, то они становятся мусоркой в голове». И он просто наблюдал всю эту серую школьную суету, в которой не было мудрости, почти не было настоящей дружбы никого ни с кем, зато, как майонез в салате, всех – и взрослых и учеников – связывала обязанность быть тут всем вместе, ради призрачной цели, которую поставило перед всеми «общество».

Из взрослых Яше более-менее была симпатична англичанка, потому что была и вправду интеллигентной и энергичной, и классная руководительница с грустными голубыми глазами и стрижкой «под мальчика», Регина Романовна, которая преподавала историю, та самая, что помогла устроить его в эту школу. Яша наблюдал, как она рассказывает о былых временах, находясь в это время, сама того не подозревая, в измерении того времени, как рыба в воде. И он плавал с нею вместе, отпустив всё.

А однажды в конце урока, уже после звонка, она проронила:

– Советую вам не по программе прочитать «Алхимик» Паоло Коэльо, если успеете до Перехода…

Конец фразы Регина Романовна намеренно потопила в возне и криках отпущенного на волю класса, а Яшу, уловившего утопленные слова, словно стукнули по голове. И он иначе посмотрел на эту немного печальную женщину, которая, кажется, тоже была тут чужой.

Яша подошёл к ней, не зная, что сказать.

– Что, Трубачёв? – спросила Регина Романовна. – «Алхимика» ты наверняка читал; как мне говорили, ты много читаешь.

– Да… я и про Переход читаю… знаю, – ляпнул Яша.

Голубые глаза сначала остановились на записи в журнале, а потом поднялись на Яшу.

– Про что?

– Вы сказали сейчас – про Переход. Я так понял, про перемену сознания, – говорил за Яшу кто-то.

Регина Романовна сидела тихо, словно не зная, что сказать.

– Я пойду? – спросил Яша почему-то.

– Иди, конечно, – ответила учительница и чуть улыбнулась.

Яша расплылся в улыбке в ответ, и лишних слов не понадобилось.

Яша постоянно ловил себя на мысли, что ждёт нового визита в Школу Улиткиного Дола. И не только потому, что здесь, в Четвёртом мире, за окнами стучала в стекло порывами колкая и жидкая декабрьская метель, а в Доле благоухали цветы, бегали белки, утки сновали по улиткиным заводям с утятами, что-то поделывали оленёк Сиро, кабан Брюншель, варан Бахар и прочие. А аэрокросы копали новые норы в высокой отвесной части берега моря, рядом с Тропою Встреч и роняли горячие «лепёшки» по бархатным лугам Пятого Мира…

Измученный тупым и противоречивым материализмом школьных предметов, как говорит Серый, а также собственными мыслями ожидания и тоски Яша заснул в мчащемся поезде метро. Засыпая, он услышал:

– Сосиска собачья, опять мышка дорогу перебежала…

Тузик прытко семенил по горной тропке вниз по склону.

– Туз, а за теми горами – что? – спросил Яша, указывая на высокие зелёные хребты далеко за Крупнолесьем.

– Честное слово, ты как маленький, – резко затормозил Тузик, и они присели отдышаться.

– А что?

– Узнаешь, как только! – отрезал пёс. Но увидев, как Яша тоскливо и покорно отвернулся разглядеть соседние кусты, Тузик не выдержал: – Ну, хорошо, ладно! Там – Москва.

Глаза Тузика горели, как два фонарика. Яша не удивился:

– Ты что-то напутал?