Улиткин Дол

Оказалось, что Людвиг Иванович, в народе Людка, некогда был председателем Шахматного Клуба, помещавшегося в полуподвале на Якиманке. Позже его дочь, крутая бизнес-вумен, купила этот подвал и сделала там ресторан на свой вкус, предоставив отцу право бесплатно там питаться. Ещё Людка упросил дочку дать название ресторану, и теперь это был «ЧБ кот», в смысле чёрно-белый.

Действительно, кот, нарисованный на деревянной, как бы старинной двери ресторана, был раскрашен под шахматную доску с фигурками и таращил жёлтые глаза. Швейцар преградил компании дорогу, указав на Готика:

– С ребёнком в этот ресторан нельзя.

На что Лапка, гордо выпрямившись, отрезала:

– А это не ребёнок. Это пророк.

– Кто?

– Наш советский Далай Лама. Хочет также быть орлом. Птицей, в смысле.

Но на счастье швейцар увидел улыбающегося Людвига Ивановича, в котором о статном благородном Соле напоминало только лицо, спрятанное под очками, пушистым шарфом, и высокий рост, сокращённый сутулостью. Путь к обеду был открыт. Готик же успел шепнуть Яше на пути к столику, что уже не хочет становиться орлом, а желает стать просто небесным акробатом. А Барсук, пока Людвиг заказывал что-то официанту, шепнул Яше:

– Сей Людвиг – истинное чудо. Он раньше писал заявления в Патриархию с предложением, а потом и требованием вынуть гвозди из ладоней всех изображений Иисуса Христа. Он уверял, что надо показать пример и западному христианству, и оно непременно сделает так же.

Вскоре стол покрылся блюдами с яствами, и все принялись за трапезу. Одновременно с подачей горячего к столику подошла, степенно цокая высокими каблуками, молодая дама в чёрном костюме и белым платочком на шее. Лицо у неё было явной жертвой косметических стараний многих дорогих салонов. Готик успел шепнуть Яше:

– Это робот.

Однако, Людвиг Иванович расцвёл, как жасминовый куст:

– Познакомьтесь, господа. Это моя дочь, Виктория. Она – мой чёрный учитель. – Виктория не подавала признаков жизни, а Людвиг, просияв ещё более, засветился ярко, улыбаясь вширь горизонта, и как о драгоценности сказал, – Гневливая.

Робот Виктория что-то продудела про десерт и отошла, а Лапка, накладывая Готику какое-то желе, пробурчала:

– Уж такое лицо, скорее, морда. Точно, морда и такая, что ужас, ничего с ней не сделать, может, разве позолотить. И то стошнит.

Яша посмотрел на Людвига, но тот умильно глядел вослед уходящей Виктории и не слышал ничего. «Если, к примеру, взять Синди Кроуфорд, надуть её как следует, потом немного сдуть и прокоптить, – будет Виктория», подумалось Яше.

– Кстати, о внешности, я слышал, – подал голос Барсук, – в Италии на Аппиевой дороге при раскопках был найден набеленный труп молодой девушки, – ей две тысячи лет, но она не истлела.

– И что? – не понял Готик.

– Чистая духовная жизнь, скорее всего, – ковырял в тарелке Людвиг.

– А я прочитал в интернете, – доложил Готик, – что в Америке учёные определили вдруг, что теперь люди умирают, но не разлагаются в земле годами, потому что всю жизнь мы едим всё с консервантами и консервируемся.

– У нас то же самое наблюдается, – подтвердил Барсук.

– Ешьте без опаски, дорогие мои, у Виктории здесь всё натуральное, – заверил всех Людвиг.

– Приятного аппетита, – эта Лапкина команда сняла тему.

Яша вкушал и испытывал блаженство не столько от пищи, сколько от присутствия этих людей, каждого из которых и всех вместе, средний человек сходу оценил бы как сумасшедших. Барсук рассказал, что Людвиг питается только в «ЧБ коте», потому что дома на месте кухни он соорудил Средиземное море.

– Выкинул плиту, умывальник, всю территорию очистил, разрисовал стены картинами природы, и надул там бассейн три на три. Плавает, – пояснил Барсук, щуря улыбкой глаза, и перевёл внимание Яши на Лапкину речь:

– На том свете очень активная жизнь, – говорила она, накалывая на вилку кусок печёной картофелины и размазывая ею лужу соуса, – не то, что здесь.

– Отчего же? – поддержал Лапку киваниями головы и улыбкой вечно радостный Людвиг, закладывая в рот ломоть сёмги.

– Здесь материя такая плотная, кругом одни препятствия… Да не прикидывайся, ты ведь в курсе! – Лапка ткнула вилкой в сторону Людвига.

– А что Ледочка, Серая Роза, давно ты видела её? – спросил двойник Сола Лапку, и та отложила приборы, всплеснув длинными пальцами.

– Леда так и обитает в Париже. Я скоро иду на её концерт, кажется, через неделю… – и Лапка низким голосом, и, слава Богу, негромко затянула что-то по-французски.

– Леда Бара – наш человек, – подтвердил несказанное Людвиг.

– Пожарница, что ли? – тихонько усмехнувшись, спросил Барсука Яша.

– Выше бери – маяк…

– Каждый, каждый из нас мечтает быть светильником! – разводя длинные руки, и всех приобнимая, пропел Людка.

– Моя бОльшая часть говорит мне, что пора идти, – спокойно сказала Лапка, закончив трапезу. Все покорно разом послушали её, шумно встали со словами благодарности, вышли, вошли в метро и стали прощаться.

– Прощай, – сказал Готик Яше, подавая худую ладошку, и рассеянно глядя куда-то.

– А что так печально? – крепко встряхнул ладошку Яша. На что Готик отвечал: