Улица Ангела

— Теперь к моей работе, — ответил мистер Пелумптон серьезно и важно. — У меня было в жизни много увлечений, начал я с разведения голубей, а кончил тем, что пошел добровольцем в армию. Ну, а теперь меня интересует только мое дело. Не только работа, но игра, так сказать. Если хочешь быть настоящим коммерсантом, то единственный способ — заниматься этим всегда и повсюду, быть начеку, держать глаза и уши открытыми и все время ворочать мозгами. Если бы у вас было побольше денег, знаете, что я бы вам посоветовал?

Тарджис знал, какие советы мог бы дать ему мистер Пелумптон, если бы у него были деньги, но он не сомневался, что сейчас ни один из этих советов не придет в голову мистеру Пелумптону. Поэтому он только покачал головой.

— Я бы вам вот что сказал: начните собирать какую-нибудь коллекцию — не важно, какую именно. Сначала помаленьку. А я буду для вас разыскивать вещи. Это большая удача, что вы сможете воспользоваться моим опытом и знанием дела.

Тарджис возразил, что у него нет склонности коллекционировать, а миссис Пелумптон, которая как раз в этот момент пришла из кухни, вытирая руки о передник, объявила, что она тоже не видит проку в таком занятии — это значит тратить деньги попусту и загромождать комнату хламом.

— И не набивай ты ему голову глупостями, отец. Лучше бы уж вы, мистер Тарджис, занялись политикой, как мистер Парк.

— А ты знаешь, кто такой твой мистер Парк? — сказал ее супруг. — Он большевик, вот он кто!

— Ну и что ж? Поэтому он такой степенный, — ответила миссис Пелумптон. — Не пьет, никогда не шумит и никого не беспокоит. Впрочем, ни за что не поверю, чтобы такой славный, тихий молодой человек мог быть настоящим большевиком. В России он не бывал, в глаза ее никогда не видел. Я это от него самого слыхала.

— Это не важно, — сказал мистер Пелумптон.

— А что важно? Ну-ка скажи! — спросила его жена, торжествуя.

Всеведущий мистер Пелумптон, без сомнения, мог бы ответить на ее вопрос, но не счел нужным. Он только пренебрежительно фыркнул и углубился в вечернюю газету.

Тарджис решил лечь спать. Спать было еще рано, но ему решительно нечем было заняться. Разговаривать с хозяевами надоело, хотя он был благодарен им (во всяком случае, миссис Пелумптон), за участие, которое они в нем принимали. На то, что они говорили, он обращал мало внимания, — не нужны ему дурацкие развлечения, которые ему предлагают, и он не имеет ни малейшей охоты идти по стопам Эдгара или Парка. Но приятно сознавать, что кто-то тобой интересуется. Отец уже много лет им не интересовался, других близких родственников у него не было. В конторе его не очень любили. Даже та с челкой, Поппи, в последнее время избегала разговоров с ним, а остальные только терпели его присутствие. Друзей у него не было. Он был просто человек в толпе. Почти все время до и после службы он проводил в толпе: домой возвращался в набитом людьми вагоне метро и в толчее многолюдных улиц, обедал по некоторым дням в переполненных столовых и ресторанах, стоял в хвосте у кассы, чтобы попасть в кино, где он был частицей огромной толпы зрителей. Словом, он всегда был окружен чужими, равнодушными или враждебными лицами, глядел в миллионы глаз, которые никогда не светились дружеским вниманием к нему, и проводил часы в самой гуще толпы, не обменявшись за все время ни с кем ни единым словом. Его замечали только тогда, когда он что-нибудь покупал, когда он являлся «клиентом».