Улица До свидания

Неловко топчась и ворочаясь, я наконец оделся и оказался в дверях. Мы словно забыли, зачем встречались. Она так же молча, как я вышел, закрыла за мною дверь…

Вечером, сидя за письменным столом в своем углу, я крутил в пальцах ручку. В соседней комнате мать возилась с отцом. «Завтра»… Не хватало «завтра». Говорилось лишь, что «завтра среда». При всей ее боязни этих дел, два дня «до» мне все-таки отводилось… отвелось в прошлый раз. Почему ни слова о завтра? Это не она? Интересно, как у других? Интересно, я увижу почерк и вспомню? Мы никогда ничего не писали друг другу. Из осторожности. Если не она – то кто? И почему тогда это – ко мне? Специально. По аналогии. Отличие только в «среде»… Бред… Стишок пожирал мой мозг. Это она. Вошла… написала… о том, что завтра… – что?.. если залетают, как скоро становится ясно?.. что завтра – ни то и ни се… момент выбора… решусь я или нет. Вместе с ней. Довериться провидению. Вызов всем. Включая меня.

Это было единственное, хоть как-то походившее на реальность, хоть как-то сводившее концы с концами.

Вторым было ни на что не похожее и ничего не сводившее, образованное не мыслями, а полутенями, намеками – неясное целое, содержавшее в глубине: классная. Королеву я жестко связал, по рукам и ногам, не дернется. Классная… Могла она от Королевы что-то узнать о календаре? Откуда?! А от самой Марго?.. Чудовище… наш мозг – чудовище и чудовищно то, что в нем. Совпадение, совпадение, для чего?.. И какова цена всей интуиции, выдающей такое… Тебе самому хотелось бы, воображение идет на поводу желаний, тебе нужна классная в центре всей композиции, всей этой экибаны из безрассудных, гнусных по сути действий…

«Завтра»… Что-то должно случиться. Что-то важное.

– Ну что? Как он?.. – что я спрашиваю! Мать действительно из сил выбивается. Хоть бы отец выкарабкался…

В «нашем» месте (архитектор Кваренги) Марго вложила мне поутру в горсть записку. «Ее ли почерк – определить невозможно. Так я и думал…» – я изучал только форму, не уходя в содержание: «Мама заменилась на дежурстве. Приходи». Вроде бы, та же ровность и завершенность каждой буковки, но никакой гарантии… И к чему это послание, первое за все время – что, нельзя было эти пять слов произнести вслух? Проверка зрительной памяти?..

– Мы перешли на три дня? – спросил я, когда все было кончено. – Ну и как я, прошел испытание?

– О чем ты? – в темноте она повернула ко мне лицо. – А-а, об этом… Вообще-то… можно и все пять, но…

– Десять.

– Что?

– Двадцать!

– Прекрати обращаться со мной так, будто я не твоя.

– Зачем ты это сделала? – я пролез башкой под «гребенку» ее ладони.

– Что «это»?

– Тебе мало меня?

Рука ее остановилась. Марго, моя Марго переваривала услышанное. Пока наконец не поняла правильно.

– Я, конечно, трусиха, но… Когда мы состаримся и захотим… похоже, у нас будет полный трусохвостик.

Я, медленно переваливаясь через фразы, поведал ей об утреннем происшествии в классе. О реакции англичанки. О сценке с приходом классной.

Слушая, она лежала, закинув руку за голову, серьезная, мучающая меня теперь тем, что я мог ее подозревать. Наконец снова повернула ко мне лицо:

– Что ты обо всем этом думаешь?

– Что у меня никого нет, кроме тебя. Ты уже запомнила свое имя?

– Ты его больше не произносишь…

– Рита… Рита… Кто мог так описать нашу ситуацию?.. Рита…

Мы разом вздрогнули от рубанувшей сквозь стены музыки, тут же вошедшей в берега терпимой громкости, но и в этих берегах лившейся, словно в нашей с Марго комнате. Все та же песня, захлестнувшая осенью все «веранды». «Как виденье, неуловима!..» Мне вспомнилось звуковое вмешательство в разговор с классной в ее квартире…

– Какая разница… – сказала Марго.

– Как это «какая разница»? За нами…

– …Я хочу только того, что перед нами, а не за нами… А ты?..

– Я тебя никому не отдам…

– Поклянись. Я знаю, это нехорошо – клясться, бросаться словами…

– Клянусь, – с легким сердцем сказал я…