Улица Фетисова

— Ты чего скрывал про Ивана? — вдруг сказал Славка. — Про Ивана Фетисова, героя войны. Я все узнал.

Гошка молчал. Зато Славка уже не мог остановиться. Слова, которые целый месяц вызревали в нем, вдруг нашли выход. Ребята шли по мокрому асфальту, потом по лужам и грязи окраинных улочек, по беспорядочно разбросанным камням Чаячьей губы. И Славка все говорил, говорил, говорил:

— Теперь я понял, почему ты боялся признаться, теперь я все понял… Иметь такого брата и молчать… Да это же, это же…

— Замолчи! — Гошка гневно скрипнул зубами.

Но Славка не испугался.

— Ты просто трус, — с плеча рубанул он, — и грош цена тебе! И то не целый, а ломаный.

Гошка насупился. Потом, запинаясь, сказал:

— Да если б, если б все знали. Я б тогда ничего не мог… Нельзя было б…

— Вот именно! — жестко сказал Славка. — И тем более, имея такого брата…

И тут он хотел сказать ему, что слава брата ложится и на его, Гошкины, плечи, и куда легче быть незнаменитым и заурядным, чем человеком, которого знают все; что суровая и трудная эта вещь — слава, беспокойно и ответственно с ней жить.

Но вдруг Гошка вскинул голову и нарушил все его мысли.

— А тебе какое дело? — спросил он со скрытой угрозой. — Что ты понимаешь в этом? С мамочкой да папочкой жил, а учить хочешь? Сам знаю, дураком был! Со скуки все это. Не люблю тихую жизнь. А про Ивана чтоб больше ни слова. Не тебе его касаться. Ясно? Точка.

Славке стало не по себе. Все приготовленные слова стали вдруг ничтожно маленькими, ненужными, и он неожиданно потерял власть над Гошкой. Это уже был не тот Гошка, каким он его знал и представлял.

Серые волны накатывались на берег, хлестали по валунам, и холодные брызги долетали до них. Посередине губы быстро двигалась на выход в Баренцево море подводная лодка, и против солнца ее строгий и четкий силуэт казался черным и таинственным.

Узкий форштевень ее легко резал волну, сзади и по бортам взрывались пенистые буруны. Они перехлестывали нос, перекатывались по корме. Ветер рвал сине-белый военно-морской флаг. В ловком литом корпусе лодки было что-то лихое и удачливое.

— На торпедные стрельбы, — сказал Славка, потому что не мог больше молчать. — Хорошо идет.

— Ничего, — отозвался Гошка, скорость будь здоров! Эх, счастливые!..

Гошка стоял на плоском валуне. Он сутулился, точно на его плечи уже легла слава брата и он был не вправе сбрасывать ее, а должен был всю жизнь нести на плечах. Во всей его фигуре, в прочно расставленных ногах, в руках, по локти засунутых в глубокие карманы штанов, чувствовалась твердая холодная решимость.

Черный силуэт мелькнул среди волн и скрылся, и мальчики долго еще вглядывались в просторы Чаячьей губы, чтоб в последний раз увидеть лодку…