Улица генералов: Попытка мемуаров

Когда Булат был молод и незнаменит, он приходил в мой дом на Большую Молчановку, и я его записывал на мой магнитофон. Мой дом! Хорошо звучит… На самом деле это была комната в коммунальной квартире, куда, тем не менее, каждый вечер набивалось много народу, так как ЦДЛ был совсем неподалеку. И каждый вечер я крутил гостям песни Окуджавы, а Булату говорил: «Записаться на мой магнитофон — это все равно что напечататься в журнале „Юность“». Журнал «Юность» тогда был жутко популярным. Да, еще такая деталь, на которую прошу обратить внимание: моя маленькая дочь Алла почти каждый вечер засыпала и спала под песни Окуджавы. А куда было деть ребенка? Комната-то одна.

Потом прошло много-много лет, советским гражданам стало опасно встречаться со своими бывшими друзьями, политэмигрантами в Париже. Опасно не в том смысле, что под конвоем вернут в Москву и расстреляют, но за границу не выпустят — это уж точно. Знаю людей, впоследствии горланов перестройки, шагавших в первых рядах российской демократии, которые мужественно этой опасности избегали. У меня нет к ним никаких претензий. Жизнь есть жизнь. А вот Булат Окуджава уже прямо с вокзала звонил Виктору Некрасову, Владимиру Максимову и мне. Мне он говорил примерно следующее: «Толька, извини, что я не сразу позвонил. Поезд полчаса как пришел, но я не мог найти автомата, и тут какая-то баба суетится». То есть Булату Шалвовичу важно было сразу показать и зафиксировать: он никого и ничего не боится.

Потом опять изменились времена, и в мае 1997 года Булат позвонил мне из Германии и сказал, что они с Олей хотят приехать в Париж просто так, неофициально, отдохнуть, побродить по городу. И не найду ли я ему гостиницу?

— Пожалуйста, — ответил я. — Но ты же всегда останавливаешься у Федотова, на рю де ля Тур. — Федотов тогда был послом России при ЮНЕСКО, а на улице де ля Тур — дом, где живут российские сотрудники ЮНЕСКО.

— Да, мне там хорошо, — сказал Булат, — но не хочется лишний раз беспокоить Федотова, навязываться.

— Вот это уж моя забота, — ответил я. — Я позвоню Федотову и в зависимости от интонации…

Позвонил. Федотов среагировал мгновенно, и через неделю Булат уже звонил мне с улицы де ля Тур, что все прекрасно, ему все рады и когда увидимся?

Я попросил Виталия Дымарского, тогдашнего корреспондента РИА «Новости» в Париже, заехать за Булатом и Олей, а сам занялся подготовкой праздничного ужина. Гости приехали, и Булат весьма критически осмотрел наш «французский» стол.

— Не, — сказал Булат, показывая на вина. — Мне нужна водка, крепкая водка. — И объяснил, что он на сильных лекарствах и простужаться ему никак нельзя, а водка — она микробы убивает.

Крепкая водка нашлась, и, может, потому, что кроме привычной старой компании присутствовала еще молодежь (моя дочь Алла с подругой, Лена и Виталий Дымарские), Булат был особенно в ударе. И вспоминал какие-то смешные истории из нашего прошлого. Вот одна из них, по поводу страхов.

— Да что Толя меня героем выставляет? Боялся, как и все. Помнишь, как я приехал с большой делегацией советских поэтов? Симонов, Рождественский, Евтушенко, Высоцкий… Выступаем в огромном зале, зал битком, я знаю, что мои друзья-диссиденты присутствуют, но все на задних рядах, чтоб меня не компрометировать. А в первых рядах — советское посольство. И вдруг вижу во втором ряду Вику Некрасова! Я думаю: неужели я такая сволочь, что испугаюсь поздороваться с Викой? Я спускаюсь со сцены и прямо на глазах всего посольства обнимаюсь с Викой. И что любопытно: потом мне никто из посольских ни слова не сказал, все сделали вид, что не заметили.

Дымарский нас фотографировал за праздничным столом. Через три недели эта фотография, последняя фотография Булата Окуджавы, была опубликована в траурной рамке в лос-анджелесской газете «Панорама».

Булат был у меня в субботу, а в понедельник позвонила секретарша Федотова и сказала, что выступление Окуджавы в представительстве ЮНЕСКО отменяется. Булат Шалвович заболел.

Я честно рвался на улицу де ля Тур, но Булат был непреклонен: «У меня грипп, а у тебя внуки. Ты их еще заразишь. Обо мне заботятся, лечит меня посольский врач. Не беспокойся, все будет нормально».

Увы, грипп перешел в воспаление легких, и Оля сообщила, что Булата отвезли сначала в один парижский госпиталь, потом — в другой, а потом привезли в лучшую клинику Франции по легочным заболеваниям — военный госпиталь Перси. Оля безотлучно дежурила у постели Булата, туда поочередно приходили Маша Федотова, жена посла, Фатима Салказанова, Саша Гинзбург, сын диссидента Александра Гинзбурга. Мне удалось навестить Булата лишь однажды, когда я ему доказал, что не еду специально, ради него, в Кламар — пригород Парижа, просто рядом с госпиталем живет Алла, а у меня «родительский день». Я погуляю с детьми (так я называю своих внуков), а затем зайду к нему.