На последнем таком вечере я присутствовал, как ни странно, уже в Париже. Из Москвы прислали приличную команду во главе с Константином Симоновым. И большой зал, где обычно выступают модные французские певцы, был полон. Правда, публика собралась специфическая. В первых рядах — советское посольство, в центре — студенты и преподаватели факультетов славистики. А на задних рядах тихо сидели эмигранты-диссиденты (чтоб не смущать своим присутствием советских товарищей). Позже Булат Окуджава вспоминал: «Я знал, что Максимов и Гладилин в зале. Я им сам послал приглашение на вечер, но, естественно, никому из делегации не сказал ни слова. И вдруг вижу во втором ряду Виктора Некрасова. Я подумал — неужели я такая сука, что побоюсь к нему подойти? Спустился с эстрады, обнял Некрасова. И посольство сделало вид, что ничего не заметило». Кстати, Окуджаву зал встретил очень радушно, в отличие от Высоцкого, которого французская публика явно не воспринимала. Я чувствовал себя как футбольный болельщик, который увидел за рубежом свой родной «Спартак». Переживал за ребят. Вознесенский, поднаторевший на заграничных выступлениях, прошел хорошо. Роберт — очень достойно (за него я боялся), а вот Евтушенко выглядел карикатурно, хотя выступал точно так же, как двадцать лет тому назад. Однако за двадцать лет время изменилось, и никого уже нельзя было удивить фигой в кармане.
В стране, откуда я уехал, изменился и поэтический горизонт. Звезда Роберта поблекла, зажглись новые имена, зато, по ехидному замечанию Вознесенского, «что ни включишь, даже утюг, сразу слышишь песню на слова Рождественского». Песенный период жизни Роберта совпал с его вхождением в большое литературное начальство. Может, совпадение случайное, может, Роберту просто везло с хорошими композиторами…
…В динамиках ресторана Дома архитектора тихо звучит песня из «Семнадцати мгновений весны» в исполнении Кобзона. Я закрываю глаза и думаю: если б я стал писать мемуары, то главу о Роберте я бы начал так: «В Москве, в подвале старой дворянской усадьбы жила Девочка Алла. Она взрослела, заканчивала школу и каждый день наблюдала, как во двор старой усадьбы, к главному входу, машины с шоферами подвозили больших литературных начальников, знаменитых писателей той эпохи: Александра Фадеева, Алексея Суркова, Константина Симонова. Подвал, где жила девочка Алла, находился в том же дворе, что и правление Союза советских писателей, на улице Воровского, 52. Но подняться когда-нибудь из подвала по лестнице главного входа в светлые залы правления девочке Алле казалось немыслимой мечтой. Потом девочка Алла поступила в Литературный институт и вышла замуж за поэта. Поэт переехал из общежития Литинститута в подвал к Алле, и скоро маленькая комнатка, в которой они жили, стала очень известной в Москве, потому что становился известным муж Аллы. Маленькую комнату в подвале на улице Воровского посещали знаменитые писатели, поэты, артисты, кинорежиссеры. Комната превратилась в культовое место тогдашней Москвы, и Алла поняла, что ее детская мечта может превратиться в реальность. Алла не заставляла поэта делать карьеру, карьера делалась сама собой, на гребне успеха. Она лишь следила за тем, чтобы поэт не делал ложных шагов, могущих помешать карьере».