Анатолий Максимович Гольдберг, самый популярный в СССР журналист Би-би-си, спрашивает Кузнецова: «Вы говорите, что советскому писателю невозможно выехать в капстраны, если он хоть в какой-то степени не сотрудничает с КГБ. А как же вы получили свою командировку в Лондон?» Кузнецов: «А мне пришлось сотрудничать. Я могу рассказать всю правду. Конечно, это был очень хороший повод — книга о Ленине, и поэтому меня пустили в Лондон. Но меня бы не пустили, если бы не было ходатайства органов. А ко мне пришли и сказали: „Хочешь ездить — давай с нами сотрудничать*. И у меня не было выхода. Со мной говорили вежливо, но я понимал, что если я откажусь, то мне и в Туле житья не будет. А товарищи из органов говорят: „Ты согласился с нами сотрудничать, тогда дай нам какую-то информацию. Мы знаем, что ты бываешь в Москве, там у тебя есть дружки, такой-то, такой-то, нам интересны их настроения и чем они занимаются“. Потому что чем заняты тульские коллеги, местные органы и так прекрасно знали. И тогда, — говорит Кузнецов, — я придумал совершенно фантастическую вещь. Я сказал, что вот затевается тайный журнал, который будут делать Олег Ефремов, Аркадий Райкин, Евгений Евтушенко, Василий Аксенов и Анатолий Гладилин. Вот такой тайный литературный антисоветский журнал, который они хотят сделать рукописно и подпольно распространять. Я перечислил имена, что называется, от фонаря. И если литераторов еще как-то можно было объединить, то при чем тут Райкин, при чем
Олег Ефремов? Дескать, хотите информацию — вот вам информация! Но я не думал, что у них нет чувства юмора. А у них нет чувства юмора, они приняли эту информацию всерьез. И я знаю, мне сказали, что у людей, про которых я написал, у них какие-то неприятности. Во всяком случае, я знаю, что Гладилина уволили из „Фитиля“, а Аксенова и Евтушенко вывели из редколлегии „Юности““.
Тут-то я и понял, что со мной произошло. И потом мне в „Фитиле“ рассказали, у меня остались там, как говорится, свои информаторы, что, когда пришла команда уволить Гладилина, они искали повод. А как уволить на ровном месте? К моей работе никаких претензий, наоборот, очень расширил круг авторов. А тут я сам нарываюсь. И вроде бы честно меня предупреждали, дали намек, мол, не езжай в командировку, ты себя подставляешь, а я сказал: „А ну вас на фиг, мне подписали, я еду“. Ну и всё.
Сейчас может кому-то показаться, что Анатолий Кузнецов был истерическим типом или несколько сошел с ума. Но тогда никто не мог предположить, что откроется выезд по еврейской линии. Более того: что советское правительство будет торговать евреями, как нефтью, получая от этой торговли, правда, не финансовую, но весомую дипломатическую выгоду. Мне известны факты, когда на важных переговорах с американцами советские товарищи откровенно и цинично намекали: подпишите это соглашение, и мы тут же выпустим большую партию евреев. Советский Союз был закрыт на замок надежней, чем самая лучшая тюрьма. А узники тюрем мечтают о побеге, выискивая фантастические варианты. Вариант, выбранный Кузнецовым, был в то время единственным реальным. Так что, честное слово, я на него не обиделся, тем более когда услышал по Би-би-си, как на него насели тульские гэбэшники.
Я не говорил об этом с Евтушенко, а с Васей говорил. Конечно, ему было чуть-чуть обидно, что его вывели из редколлегии, ведь „Юность“ мы еще по привычке считали своим журналом, но главное, его поразил сам донос. Я пытался объяснить поведение Кузнецова: „Он нарочно им подсунул развесистую клюкву, а эти приняли всерьез“. Вася жестко отметал мои доводы: „Пойми, если такой человек, как Анатолий Кузнецов, наш товарищ, начинает сотрудничать с органами, начинает стучать на нас, то что же ты хочешь от других?“
Аксенов был очень расстроен.
Через семь лет, когда я уезжал в эмиграцию (по еврейской линии, дамы и господа; не понял только, существо какого пола прислало вызов из Израиля), пришла к нам Надя, вторая жена Кузнецова, с которой он последний раз приезжал в Москву. И она мне буквально исповедовалась, как ГБ заставила ее давать компрометирующие Толю показания, писать возмущенные письма в газеты. Между прочим, она родила от Кузнецова сына, но и это ее не спасло: выгнали из тульской кузнецовской квартиры, переселили на Украину. В общем, хлебнула она лиха. И все повторяла: „Ты, наверное, увидишь Толю, расскажи ему про нас“.
В Вене мне предложили исследовательский отдел „Свободы“ в Мюнхене. Я отказался. А парижское бюро мне понравилось, и я стал активно выступать по радио. Кузнецов работал в лондонском бюро „Свободы“ и, естественно, читал мои тексты (все, что шло в эфир, распечатывалось в Мюнхене и рассылалось по филиалам).