Улица Яффо

Морис почувствовал, что у него подкашиваются ноги. Он нащупал стул и сел. Перехватило дыхание. Присутствие этого человека в комнате казалось ему экзистенциальной угрозой. Как будто только одному из них будет позволено жить. Теперь, когда свет падал на лицо Виктора сбоку, он без сомнения узнал его. Виктор всегда был хорош собой, но сейчас он заматерел. Выглядел старше – куда старше, чем на те четыре года, что прошли с момента их последней встречи. Лицо жесткое, мощная шея, вздутые мышцы. Он мало походил на того беззаботного юношу, воспринимавшего жизнь как игру, в которой ему всегда везет. Только чуть позже Морис разглядел длинные тонкие пальцы, которые поразили его при их знакомстве, когда Виктор был пианистом, а он – немцем. А когда Виктор встал, чтобы придвинуть свой стул ближе, Морис узнал гибкие движения, увидел в глазах знакомое обаяние.

– Добро пожаловать в Эрец-Исраэль, Мориц. Или нет, Морис. – Он подчеркнуто удлинил последний слог, прозвучавший иронично, почти угрожающе. – Я слышал, у тебя проблемы со въездом. Могу я чем-то помочь?

Шок, почти лишивший Мориса чувств поначалу, переродился в ярость. Ему хотелось наброситься на Виктора, влепить ему пощечину, заорать ему прямо в лицо. Как он мог так поступить – с ним, с Ясминой и со всеми, чьи сердца он разбил. Со всеми, кто оплакивал его. Кто сходил с ума от вопроса, почему и ради чего он умер. Однако Морис смотрел на Виктора не двигаясь и мысленно переживал каждый момент их дружбы: первая встреча в отеле «Мажестик» в Тунисе, Виктор за роялем, пианист с розой на лацкане, а Мориц – у стойки бара, в форме вермахта. Затем ночью в подвале отеля, когда он увидел Виктора лежащим на полу, всего в крови, и помог ему сбежать. И ужин в шаббат в доме его родителей в Маленькой Сицилии: Мориц в одежде Виктора и Виктор, который больше не желал петь шансоны, а рвался воевать с Гитлером. Но ярость уступила иному чувству, он осознал, что нет в нем ненависти к Виктору. Он встал и крепко обнял его:

– Ты жив!

– Мне жаль, Морис.

Морис хватал Виктора за руки и плечи, затем провел ладонями по его щекам, чтобы убедиться, что это не сон. Он проклинал судьбу, не только судьбу Виктора, но и собственную, потому что должен был спасти Виктора, не мог не спасти его. Мактуб, как говорит Ясмина, так предначертано: одни мертвы, другие живы. Но на самом деле ничто не было предначертано, они просто топтались в неведении эти годы. И Ясмина была права – ее сны были правдивы, сны о том, что Виктор по-прежнему где-то рядом, среди них. Морис устыдился, что не верил ей. Первым его желанием было побежать за ней, пусть увидит Виктора, пусть ее руки ощупают его, но в следующий миг Морис замер, отпустил Виктора, он осознал весь ужас. Отсутствие Виктора было основой существования его как Мориса.

Виктор, должно быть прочитав его мысли, сказал:

– Ни слова Ясмине.

– Чего ты хочешь?

– От тебя? Ничего.

– Почему ты так поступил?

– Это не имеет никакого отношения к тебе. И в конце концов, не имеет отношения даже к Ясмине. Я нужен в другом месте. Вот и все.

– Ты знал, что мы были в лагере?

– Конечно. У нас есть списки.

– У кого это – у нас?

– У Хаганы.

– Чем ты занимаешься?

– Тебе не нужно знать.

– Ты сказал британцам, что мой паспорт поддельный?

– Они и сами это знали.

Морис чувствовал себя в ловушке. Неужели он привез Ясмину и Жоэль сюда только для того, чтобы передать их Виктору? Как мастерски он все подстроил! И снова Виктор, казалось, понял, о чем он думает.

– Не волнуйся, mon ami. Я улажу все с томми. Тебя не раскроют. При одном условии.

Морис решительно покачал головой:

– Я люблю Ясмину. Мы поженились.

– Я знаю. Выслушай меня. – Виктор выдержал паузу, а затем сказал: – Ты откажешься от членства в Хагане.

Морис посмотрел на него удивленно.

– Будет война, Морис. Я могу выжить, могу нет. Но я буду бороться. А Ясмине нужен муж.

Морис уловил сарказм в последних словах.

– Твое место рядом с ней. Нашего разговора никогда не было. Я мертв. Понимаешь?

– И ты… но…

– Я хочу, чтобы моя сестра была счастлива.

– А что взамен?

Виктор засмеялся:

– Ты спас мне жизнь. Я никогда этого не забуду, Морис.

Виктор достал из кармана рубашки смятую сигаретную пачку и протянул Морису. Они закурили.

– Что тебе нужно в этом месте, Морис? Почему ты не вернешься домой?

– Германия уничтожена. Дома, люди. Здесь все нетронутое.

Виктор язвительно скривился:

– Не обманывай себя. Здесь чертова пороховая бочка. А план раздела – фитиль.

– Было бы справедливо разделить страну, – сказал Морис. – Я надеюсь, что арабы примут этот план.

– Именно этого я и боюсь.

Морис удивленно смотрел на него.

– Эта карта – просто лист бумаги, на котором несколько пердунов нацарапали свои линии. Лоскутное одеяло, но нет границ, которые мы можем защищать. Слишком много пустынных земель. Кроме того, Иерусалим должен стать международной зоной – зачем это? А в еврейской части живет почти столько же арабов, как и евреев. Но арабы рожают больше детей. Как долго мы сумеем продержаться? Нам нужно большинство!

– Потому что сюда иммигрируют слишком мало евреев.

– Не хватает шести миллионов!