Улица Иисуса

Дети убежали. А Мани стоял, провожая их взглядом, улыбаясь неизвестно чему. От недавней тяжести не осталось и следа. Ему стало легко и даже весело. Впрочем, это состояние длилось недолго. Он думал, что надо пойти и спросить у госпожи Зинат, не надо ли ей чего. Но скрип колес привлек его внимание, он повернул голову и увидел подъезжающую арбу, на которой рядом с возчиком сидели его жена, а из-за ее спины выглядывала теща. Первой мыслью Мани было спрятаться куда-нибудь, но он уже был замечен, и потому остался на месте.

– Ну, вот мы и дома, мама, слезай, – произнесла жена.

Возчик помог женщинам сойти с колесницы, щелкнул кнутом и поехал дальше.

– Ну, здравствуй муженек, показывай, – голосом, не предвещавшим ничего хорошего, произнесла жена, ее звали Аджана.

– Что тебе показать? – спросил Мани, оттягивая время.

– Не что, а кого. Свою новую жену.

– Зачем же мне новая жена. Когда у меня старая жена еще жива и здорова.

– Видишь мама, вдруг все и прояснилось. Оказывается, я для него старая. Вот в чем дело.

– А ты, значит, вдруг выздоровела, – перешел в атаку Мани, – три дня назад, когда я приезжал за тобой, уговаривал вернуться, ты охала, разогнуться не могла.

– Выздоровеешь тут с таким ветреным мужем. Я приехала, несмотря на недуг. Ну, давай уже, показывай, посмотрим, на кого ты меня променял.

В голосе Аджаны появился надрыв, это предвещало крики и истерику. Мани попытался ее урезонить, но только подлил масла в огонь.

– Ты только не вздумай ей сказать что-нибудь, грубое слово какое. Она человек благородного звания. Она из дома раджи. Перед ней дождь расступается.

– Нет, ты слышишь, – закричала жена, призывая мать в свидетели, – оказывается, она святая. Перед ней дождь расступается. Мой муж сошел с ума. Пусти, не стой на дороге. Я сама с ней разберусь. Что это за….

Голос Аджаны взял очень высокую ноту, и на этой ноте оборвался. Она вдруг замолчала. Мани быстро сообразил, в чем дело. Он обернулся и сам замер. Его таинственная гостья стояла на пороге с ребенком на руках и была красива, словно, воплощение богини Кали, жены Шивы.

– Я ухожу, Мани, – сказала Зинат спокойным голосом, – спасибо за то, что приютил нас, не оставил на улице. Вот тебе серебряный динар за ночлег. Спасибо и тебе, добрая женщина, ведь это и твой дом.

– П-п-пожалуйста, – пробормотала Аджана, вся ее злость и ревность мгновенно улетучились. – Мама, ну что ты стоишь на пути, сойди с дороги.

– Серебряный динар – это очень много, госпожа. К тому же вы можете вовсе ничего не давать мне. Вы у нас в гостях.

– Спасибо, но деньги все равно возьми.

– Но куда же вы пойдете, госпожа? – спросил Мани.

– Я слышала, что где-то в округе есть еще один храм, и в нем живут танцовщицы. Если ты покажешь мне дорогу, я буду тебе очень благодарна. Ханум, – обратилась она к Аджане, – ты не будешь возражать, если твой муж покажет мне дорогу?

– Мама, ты слышала, он назвала меня ханум, – вполголоса сказала Аджана, толкая свою мать, и громче, – нет, госпожа я не буду возражать. Пусть идет, конечно, пусть идет. Вам нельзя одной через джунгли.

– Это дорога через лес, – предупредил Мани, – она опасная, часа три идти.

– Ничего, я не боюсь.

– Хорошо, пойдемте, я только палку возьму.

Проходя мимо жены, он укоризненно взглянул на нее, теща в это время говорила жене:

– За один серебряный динар меняла дает семь таньга.

Храм Луны

Джунгли начинались сразу за околицей.

– Вот эта дорога, госпожа, – сказал Мани, – но я все равно пойду с вами.

– Не стоит, – возразила Зинат, – возвращайся, тебя ждет жена.

– Вот поэтому я и пойду вас провожать. Пусть остынет, как следует, займется хозяйством, детьми. И у нее пропадет охота со мной ругаться. Все время спрашиваю себя, как меня угораздило на ней жениться.

– Не кори себя, никто не застрахован от неудачного брака.

– Вам тоже это знакомо, госпожа?

– Больше, чем кому-либо, иначе, чтобы я делала здесь с ребенком на руках.

Узкая поначалу тропа по мере движения раздалась вширь, и теперь по ней можно было идти рядом. Но Мани все равно старался держаться немного позади в знак уважения. После вчерашнего дождя в лесу пахло свежестью. Солнце, подбиравшееся к полудню, подсушило тропу. Пели птицы, звенели цикады, носились пчелы, делая свою кропотливую работу. Тропа вновь сузилась, Мани шел сзади, не докучая больше рассказом о своих семейных неурядицах. Он все больше крутил головой, проявляя, беспокойство. Он некстати вдруг вспомнил о тигре и уже раскаивался в том, что пошел провожать свою гостью. Самого тигра еще никто не видел, но, многие слышали его рык в лесу. В деревне недавно пропала коза, а затем еще одна. Может воры, но все теперь думали, что это дело тигра. Погруженный в эти тревожные мысли, Мани шел, прислушиваясь к звукам в лесу, глядя под ноги, чтобы ненароком не наступить на змею.

– А, ведь, обратно идти одному, – вдруг сообразил он и испугался этой мысли.