Улица Королевы Вильгельмины: Повесть о странностях времени

«О так называемой ленинградской бригаде я слышал от партизан отряда Антона Поча. Самого Поча уже нет в живых. Он погиб вскоре после войны. Однако у нас в Риге живут комиссар его отряда И. Кадаковский, начальник штаба Я. Бурбо, другие партизаны. Выбирайся, приезжай, я познакомлю тебя с ними. Заодно и лишний раз проведаешь родные места».

Это уже обнадеживало.

Поразмыслив, я решил ехать. Только не сразу в Ригу. Сначала посетить Ленинград, где живут командиры и боевые товарищи героев повести.

Так состоялось наше знакомство с Михаилом Ивановичем Климентьевым, Андреем Дмитриевичем Проценко, Александром Сергеевичем Яковлевым... Так узнал я многие неизвестные ранее подробности боевых операций, в. которых участвовали Ассельборн и Фризен.

Первое время, как водится в таких случаях, товарищи ко мне присматривались, отвечали немногословно и не особенно охотно. Но затем мы разговорились. Первоначальный ледок настороженности растопился настолько, что я рискнул:

— Можно задать щекотливый вопрос?.. Вот появились в отряде Ассельборн, Фризен, другие товарищи, по национальности немцы. Как отнеслись к этому партизаны? Не было ли недоверия по отношению к ним?

К моему удивлению, Андрей Дмитриевич Проценко вдруг взял да и весело рассмеялся:

— Вы так многозначительно начали, что я уж и не знал, какого ждать подвоха!.. Да не думали мы совершенно об их национальности! И нисколько она нас не интересовала. Это в регулярной армии: вот фронт, по эту сторону — мы, по ту сторону — немцы. Здесь друзья, там враги — и отсюда соответствующий психологический настрой. А у партизан было совсем по-другому: кругом фронт, кругом враги, кругом друзья. Русский — а на полицейской службе у оккупантов. Немецкий офицер — а снабжает нас оперативной информацией. Латыш — айзсарг, каратель и сволочь. И латыш — друг, который сражался с тобой бок о бок. Более того: русский, на полицейской службе — и все-таки свой. Пленный командир Красной Армии, из лагеря бежал к нам в отряд — и предатель... Видите, какая путаница? Нет, вопрос о национальной принадлежности нас, партизаны, не интересовал совершенно. Другое дело, какой человек: стоящий или чепуховый? Вот что важно было узнать. И это, как правило, выяснялось на первом же серьезном задании.

...В Риге мне упрямо не везло с первого и до последнего дня. Товарищи из отряда Антона Поча как будто сговорились: никого нет на месте.

Звоню на квартиру Бурбо. Отвечают:

— Он в больнице. Звоню Кадаковскому:

— Пригласите, пожалуйста, Игната Игнатьевича.

— Нет дома.

— А когда будет?

— Не скоро. Он на курорте.

Звоню третьему. Вроде все хорошо. И на месте он. И здоров. И встретиться может со мной хоть сейчас. Одна беда: в отряде Поча он был лишь до появления «ленинградцев». А потом перевели совсем в другую партизанскую часть.

А то и еще хуже.

— Умер, — после короткой паузы говорят по телефону и кладут трубку.

Ведь времени прошло с тех пор вон сколько! А люди, пусть даже и бывшие партизаны, не вечны.

Решаю: раз уж так получается, нечего мне больше в Риге зря время терять. Поеду к Лубанскому озеру. Вряд ли кого там встречу из тех, кто мне нужен. Зато еще раз на озеро взгляну, пройдусь по пустынным, унылым, коричнево-серым, но чем-то щемяще привлекательным местам.

И там, на дальнем хуторе возле озера, встречаю — представьте себе! — «партизанскую сестру». Да, да, ту самую, с тремя малолетними детьми. Только теперь она уже не «партизанская сестра», а скорее «партизанская бабушка». И дети давно уже оперились, выросли и разлетелись из родимого, но очень уж одинокого гнезда среди болотных камышей.

Звать «партизанскую бабушку» Мартой Реблис. Поводила она меня по партизанским местам.

— Вот здесь их штаб был, русских партизан... Теперь тут посуше, а тогда под ногами — чмок-чмок...

Объясняться нелегко. Марта Реблис не знает толком ни русского, ни тем более немецкого. Говорит только на латгальском диалекте латышского языка, который я понимаю с трудом. Ей меня понять проще — я знаю литературный латышский.

— Как вы с ними объяснялись, матушка Реблис?

— А чего там долго объясняться? Записку сунут, так я и без всяких объяснений знаю, куда ее деть. Раненого приволокут, тоже без долгах речей все ясно. На крайний случай, звали в помощь нашего, латыша. Я уж не помню теперь, как его имя было. То ли Криш, то ли не Криш...

Эта простая малограмотная крестьянка ловко водила за нос и своих местных фашистских начальников, и гитлеровских «сверхчеловеков» из рейха. Не раз являлись они к ней на хутор:

— Чужие люди приходили?

— А как же! Вот вчера.

— Да? — оживлялись те. — Откуда? Как выглядели?

— А вот точно так же, как вы. Только таких цацок, — она указывала на витые из металлической нити квадратики в петлицах, — таких цацок, как эти, побольше.