И здесь интуиция майора Афанасьева опять не подкачала. Каким-то непостижимым образом он усмотрел, что кто-то из толпы, приникшей к ящикам с серебром, тихонечко, шаг за шагом, пятясь, пробрался ко входу в подвал флигеля. А там хранился неприкосновенный запас горючего. Неизвестный нырнул в открытую, с болтающимся замком на петле дверь подвала. Видно, перед всем этим столпотворением кто-то из шоферов спускался в подвал за бензином да так и оставил незапертым вход.
«Поджигатель», — мелькнуло в голове у бдительного Афанасьева, и он, выдернув из кобуры пистолет, кинулся к подвалу.
На середине лестницы, ведущей к бочкам с горючим, стоял высокий парень лет двадцати в новеньком комбинезоне и подпрыгивал на ступеньках, вроде бы испытывая их на прочность.
— Ты что здесь делаешь, гаденыш? — заорал Афанасьев, наставив на него пистолет. — Фойер[12]
, да? Взорвать не удалось, теперь подпалить решил?— Никс фойер! Никс фойер! — отчаянно вопил парень, на всякий случай задрав вверх руки.
— А ну, выходи!
Отведя парня под дулом пистолета в укромный угол хозяйственного двора, майор Афанасьев с помощью двух других шоферов заставил его разоблачиться до трусов и тщательно обыскал все вещи. Но ни спичек, ни зажигалки, ни даже кремня с трутнем не обнаружил.
— Зачем лазил в подвал! Зачем? Ну, говори!
Парень что-то перепуганно лопотал по-венгерски, завороженно не спуская глаз с пистолета, опасно дергавшегося в руке темпераментного майора Афанасьева.
— Ничего не понимаю, что ты там бормочешь! — грохотал Афанасьев. — Фери, Фери, бегом сюда, переведи!
Фери задал несколько вопросов часто моргавшему парню, выслушал его ответное заикание.
— Он говорить, желал... как это... пи-пи.
— Пи-пи! Ах, пи-пи!
Майор Афанасьев взял одной рукой перепуганного юнца за шкирку и поволок его, размахивая пистолетом другой, к выходу.
— Вот, присмотрись хорошенько, — сказал он солдату НКВД, водя пистолетом прямо у носа задержанного. — Запомнил эту харю? Чтобы не подпускал его к отделению ближе чем на прицельный выстрел из винтовки Мосина. Сколько это?
— Две тысячи метров, товарищ майор, — отрапортовал тот.
— Молодец! Службу знаешь... А теперь: ауфвидерзеен! — и майор дал белому, как мел, парню такого пинка своим яловым сапожищем с окованным железом каблуком, что тот пролетел, спотыкаясь, по тротуару метров пятьдесят вдоль чугунной ограды и приземлился во весь рост, зацепившись за куст у перехода.
Все кругом смеялись, кроме одной девушки с ажурным белым передничком на груди. Нашей Аннушки из обслуживавшего персонала. Она работала в этом доме еще при графе.
— Как можно! — шептала она, чуть не плача. — Как так можно! Ведь это же сам их сиятельство молодой граф!
Все эти волнующие события с обнаружением клада произошли недели за две до моего появления в отделении. Но разговоры о них не утихали все лето.
И не только разговоры. Шоферы под руководством майора Афанасьева с самодельными кладоискателями в виде заостренных кусков толстой проволоки истыкали каждый сантиметр двора, но так ничего больше обнаружить не смогли. Наиболее заядлые до поздней осени возились в погребе, перекатывали тяжелые неподъемные железные бочки. Рассуждали не без основания, что не полез бы туда их юное сиятельство, если бы не рассчитывал обнаружить нечто ценное.
Ничего! Видать, и впрямь загнали графенка в это укрытие от посторонних глаз место естественные потребности и повышенное чувство стыдливости. Как-никак аристократ!
Сам он больше в поле зрения нынешних обитателей его родового гнезда не возникал. Правда, один из наших венгров утверждал, что вроде видел его мимолетно рано утром проходящим по скверику на площади Левельде, другой — в переулке Байза, пересекавшем улицу Королевы Вильгельмины. Но это можно было отнести за счет беспорядочных зрительных иллюзий, взбудораженных происшествием. Да и в самом деле графенок мог пройти поблизости по каким-либо своим делам. Главное, возле отделения он больше не возникал и тем более никаких попыток проникнуть на нашу территорию, огороженную от прочих владений высокой бетонной стеной, не предпринимал.
Все же для верности подполковник Гуркин приказал Афанасьеву дополнительно пропустить по верху стены несколько рядов колючей проволоки. Видать, играла еще у нашего начальника фронтовая закваска.
Как-то рано утром — еще только начинало светать — я проснулся от тоненького писка за дверью соседней маленькой комнаты, отделявшей нашу просторную спальню от холла:
— Господин старший лейтенант! Господин старший лейтенант!
Писк сопровождался такими же едва слышными жалобными всхлипываниями.