Улица Королевы Вильгельмины: Повесть о странностях времени

По ходу действия на сцене появляется генерал войск СС Вандер-Вельде. Денщик ловко снимает с него шинель с красными отворотами, и генерал предстает перед зрителями, в данном конкретном случае перед приемной комиссией, с фантастическим количеством орденов, которые спускаются по груди с плеч намного ниже пояса. Более того, опытный актер Валерий Николаевич Рюмин, используя жанр пьесы, чтобы сделать свой выход еще смешнее, а может быть, и по другой, более утонченной, но не менее смешной причине, поворачивается спиной к залу, и зрители со смеху буквально валятся с кресел: ордена рядами стекают и по спине, так как на груди для них уже не хватает места. Для меня это тоже сюрприз — Рюмин придумал свой трюк буквально перед сдачей спектакля. Я хохочу вместе с другими, успевая заметить, как заливается смехом и председатель приемной комиссии, милая, всегда очень любезная крайкомовская дама. И каково же было мое удивление, когда ее резюмирующее выступление на разборе спектакля началось прямо с безапелляционных, обидных, прежде всего для артиста, слов:

— Ордена у генерала снять!

— Как? Все? — недоуменно спросил кто-то, писавший протокол комиссии.

— Ну, пять-шесть еще можно оставить. А остальные — убрать! Особенно со спины, с живота, да и на груди тоже проредить.

— Помилуйте! — я назвал ее по имени-отчеству. — Но это же так смешно!

— Не над тем смеетесь, Лев Израилевич.

— А по-моему, вы тоже очень смеялись. Разве тоже не над тем?

— Я-то понимаю, над чем смеялась! — не на шутку разозлилась председательша комиссии. — Но другие могут не понять.

Поймут, моя высокопоставленная оппонентша! И правильно поймут. Люди вообще-то народ понятливый.

Между прочим, артист Рюмин, сбросив по высокому приказу со своей груди и особенно со спины все лишние ордена, стал снова награждать себя потихоньку, возвращая каждый очередной спектакль по одному-два ордена на прежние места.

И зрители очень весело смеялись.

Они все, от школьников младших классов до усатых десятиклассников и студентов, прекрасно понимали, над чем смеются.

«ИЗВЕСТНЫЙ РИЖСКИЙ ГОРОДСКОЙ СУМАСШЕДШИЙ...»

Морозное зимнее утро. Громкий стук в дверь.

— Разрешите?

На пороге моего длинного узкого гостиничного пенала вырастает странного вида человек.

Старый уже, лет под семьдесят. Невысокий, но широченный и массивный, как старинный несгораемый шкаф. На огромной седой голове выделяются большие выпуклые, основательно косящие глаза.

— Писатель товарищ Квин? — спрашивает с настораживающей церемонностью.

— Он самый.

Человек с подчеркнутой лихостью, словно заправский армейский службист, прищелкивает далеко не новыми, но тщательно начищенными ботинками.

— Известный рижский городской сумасшедший Эдуард Салениек!

Вот так номер!.. Я действительно приехал в Ригу, чтобы по просьбе московского издательства «Детгиз» встретиться и поговорить, как мне было сказано, с начинающим латышским детским писателем Салениеком о возможном переводе его первой, кажется, книжки для ребят «Белочка Майга». Но старинный несгораемый шкаф? Но «известный рижский городской сумасшедший»?.. Обо всем этом я предупрежден не был и, надо признаться, растерялся.

А гость мой продолжает как ни в чем не бывало:

— Простите, надеюсь, вы еще не соизволили принять утреннюю порцию?

Ну вот, еще и алкоголик!

— Я имею в виду утреннюю порцию пищи, — тотчас же поправился он, словно угадав мои мысли. — Завтрак, иными словами. Я потому так и спешил, чтобы этого не случилось.

— И вы не опоздали. Сейчас спустимся в гостиничный буфет и изволим, как вы выразились...

— Нет, нет, нет! — он замахал длинными ручищами. — Мы, с вашего позволения, изволим отправиться ко мне домой. Обильный завтрак уже на столе, хозяйка на стреме. Правда, добираться будет долговато. Оба моих лимузина — и повседневный и гостевой — еще не сошли с конвейера. Так что скакать придется на городском рогаче. Но для такого случая заказан специальный, с мягкими сиденьями... Итак, извольте!

Он широко распахнул дверь номера и застыл в позе постового милиционера, пропускающего поток пешеходов.

Делать нечего. Надеваю зимнее пальто, шарф, перчатки, ушанку — на дворе январь, и в Риге сегодня не теплее, чем у нас в Сибири: хорошо за двадцать. К тому же порывистый ветер с моря. Тоже не подарок.

Странный начинающий писатель мой вышагивает рядом. Куцый пиджачок, без галстука, верхние пуговички на сорочке расстегнуты. Раздевался он, конечно, на вешалке в холле гостиницы.

Спускаемся вниз. Эдуард Салениек уверенно шагает мимо гардеробной прямо к выходу. Один его глаз хитро косит в мою сторону.

— Вы не забыли?..

— Одеться? Что вы! На память не жалуюсь.

Надо бы промолчать, но не получается. Достал он меня все-таки своим цирком.

— Как же вы так! Мороз, снег пошел.

— При снегопаде мороз помягче.

— Без пальто, без шапки...

— Без носков, — он задрал на ходу штанину, демонстрируя голую ногу в ботинке.

На троллейбусной остановке мой загадочный начинающий автор сжалился наконец надо мной: