Улица Марата и окрестности

– Люблю читать свои вещи Гржебину. Он слушает сонно, молчаливо. Но когда какое-нибудь место ему понравится, он начинает нюхать воздух, будто учуял запах бифштекса. И тогда я знаю, что это место и в самом деле стоющее».

И еще, оттуда же: «Это был один из самых привлекательных людей, каких я встречал в своей жизни. Его слоновая неповоротливость, его толстокожесть... самая его неспособность к интеллектуальным разговорам, – все это нравилось в нем. Он был перед вами весь как на ладони – и это тоже располагало к нему».

К слову сказать, Чуковский увековечил не только Гржебина, но и его дочку. Помните начало одной из частей знаменитого «Крокодила»:

Милая девочка Лялечка!
С куклой гуляла она
И на Таврической улице
Вдруг увидала Слона...

Лялечка – это дочь Гржебина, «очень изящная девочка, похожая на куклу» (цитата все из того же Чуковского).

И снова о сценических искусствах. Перед революцией в доме № 31 по Николаевской улице работала популярная Школа балетного искусства братьев Чекрыгиных. Александр и Иван Чекрыгины много лет выступали на сцене Мариинского театра, но еще большей известности добились как балетные педагоги.

Среди учениц школы Чекрыгиных была Любовь Белозерская, в будущем вторая жена Михаила Булгакова. О своих занятиях она вспоминала с благодарностью: в парижской эмиграции уроки Чекрыгиных позволили ей с легкостью поступить в балетную труппу знаменитого мюзик-холла «Фоли Бержер»...

Оба брата Чекрыгины не только работали, но и жили в этом доме перед революцией. Александр Иванович обитал тут и в 1920-е годы, когда стал уже заслуженным артистом Республики. А позже Александр Чекрыгин переехал в Москву, где среди питомиц его были прославленные танцовщицы Большого театра Ольга Лепешинская и Софья Головкина...

ДОМ № 33

СКАЛЬПЕЛЬ И ШПРИЦ

Доктор Илья Васильевич Буяльский был в середине XIX века чуть ли не самым популярным хирургом столицы. Он собственноручно провел больше двух тысяч операций – в том числе сложнейших. При этом Буяльский не стремился непременно резать. Вот его характерное высказывание: «Операция делается иногда для того, чтобы сохранить жизнь, но мы обязаны подумать и о том, чтобы эта сохраненная жизнь, по возможности, была менее тягостна».

Популярный и к тому же гуманный врач – он же врач состоятельный. Конечно, Буяльский не был столь же богат, как некоторые лейб-медики – но все-таки в столице ему принадлежали шесть домов. Один из них стоял на Грязной улице: солидное каменное здание в три этажа высотой. Позже, при строительстве нынешнего дома № 33 по улице Марата, старое здание будет в него включено...

А еще доктор Буяльский написал множество трудов по анатомии. Собирал всевозможные хирургические инструменты и конструировал новые (лопаточка Буяльского используется до сих пор). Первым в России применил для наркоза эфир. По собственному методу бальзамировал тела усопших, в том числе герцогини Вюртембергской, императрицы Марии Федоровны, княгини Лович (супруги великого князя Константина).

Дом № 33

И последнее, что стоит прибавить: Буяльский был одним из пионеров переливания крови. В 1846 году он напечатал на эту тему обширную статью. «Занимаясь тридцать два года хирургическою и акушерскою практикою, я встречал случаи, где причиною смерти роженицы была единственно только чрезмерная потеря крови».

Илья Васильевич поставил тогда вопрос о правильном переливании крови. Считал необходимым производить его «от здорового человека и, если можно, от ближнего». Писал о том, что в кровеносные сосуды не должен попадать воздух, а переливаемая кровь не должна охлаждаться. Предложил даже использовать особый шприц собственной конструкции...

Буяльский опередил время: переливание крови тогда еще не могло войти в широкий обиход. Это стало возможным только в XX столетии, после открытия групп крови.

С домом № 33 – уже с нынешним, пятиэтажным – связан еще один медицинский сюжет.

Любите ли вы походы к дантисту? Сомневаюсь. Но иногда к зубному врачу приходится не просто идти – бежать!

Зубоврачебный кабинет Юлии Ивановны Лаврентьевой работал в доме № 33 многие годы. Лаврентьева принимала здесь страждущих в 1900-м году, принимала в 1917-м, принимала в 1930-е. На недостаток посетителей она пожаловаться не могла никогда, хотя на Николаевской ее коллег хватало: в 1911 году здесь насчитывалось аж 18 зубных врачей.

Особенной популярностью пользовался кабинет Лаврентьевой в годы первой русской революции. Только причины тому были не медицинские, а политические. Один за другим поднимались посетители на четвертый этаж дома. Произносили пароль: «Долой бонапартизм!». Выслушивали отзыв: «Мы соединимся в единую партию».

Это были большевики, члены ЦК партии, для которых кабинет Лаврентьевой играл роль явки. Причем явки удобной и безопасной – что странного могла увидеть полиция в визитах к дантисту?