Улица моего детства

Подъехав к мосту, шофер обычно останавливал машину и высаживал всех пассажиров. Люди проходили по мосту пешком и уже с той стороны наблюдали, как проедет по нему машина. Если я находилась среди этих людей, то, умудренная уже опытом, про себя молила бога, чтобы он поддержал мост, не дал бы ему провалиться, пока по нему медленно едет машина Данибека. В нашем колхозе было всего две машины. Одну водил молодой остроумный весельчак Данибек, а другую — пожилой Байрамали. Ни тот ни другой никогда не прибегали к чьей-либо помощи. Мужчинам было совестно, что они оставляли шоферов один на один с опасностью, они предлагали свои услуги, спрашивали, чем помочь. Но ни Данибек, ни Байрамали не хотели рисковать жизнью других. А о себе они как-то не думали, будто с ними и не могло ничего случиться. «Э-э, на фронте не такие еще переправы видали!..» — говорил Байрамали.

А Данибек, чтобы успокоить волнующихся на той стороне людей, открывал дверцу и, выставив на подножку левую ногу, управлял машиной одной рукой, при этом еще и выкрикивал что-нибудь такое, чтобы всех рассмешить. И не успевали сельчане опомниться, как машина уже оказывалась на той стороне.

Вот почему я однажды спросила у отца:

— Папа, а почему вы не построите новые мосты, ведь старые такие страшные, скрипучие?

— Леса нет, доченька, — грустно ответил он. — Даже коровник в том ауле и тот никак не можем закончить. То бревен нету, то досок.

— А если мост провалится и люди вместе с машиной упадут в воду?

— Типун тебе на язык!.. — сказал отец и нахмурился. Помолчав, продолжил: — Время-то какое трудное, сколько городов заново надо отстроить после этой проклятой войны. Но ничего, народ, который такую войну выдюжил, любые трудности одолеет. И наш аул разбогатеет, и новые мосты построим, и просторную красивую школу, и ясли для малышей. Ого-го, сколько понастроим всего! И так, смотри, за какой-нибудь год в соседнем ауле три кошары построили. А сколько новых земель освоили? Скоро разбогатеем, доченька, обязательно разбогатеем, — уверенно закончил отец и, сняв со стены домбру, заиграл, наполняя комнату веселой мелодией.

Слово «разбогатеем», как теплый ветерок, согревает мне сердце. В своем воображении я уже рисую новые красивые ясли, даже красивее и больше, чем наш клуб. Тогда в них, может, приняли бы всех маленьких детей. А сейчас Кендали в яслях, а Бегали сидит на моей шее. Ему там места не хватило.

Папины слова я с радостью передаю маме. Она улыбается, а потом вздыхает:

— Конечно, первым делом построили бы ясли. А то из-за Бегали тебе и поиграть некогда.

От маминых сочувственных слов я будто ростом выше становлюсь.

А вот школа мне вовсе не кажется маленькой. Она, конечно, не такая красивая, как клуб, но больше любого другого дома в ауле. В ней два просторных класса, длинный коридор и комната для учителей. Крыша высокая, камышовая, пол земляной, хорошо утоптанный. В следующем году и я пойду учиться в эту школу. Если бы к тому времени построили новую, то я, конечно же, была бы очень рада. Но пока что я и не мечтала учиться в такой красивой школе. А клуб наш и в самом деле хорош, если бы вы его увидели, так и ахнули бы. Расположен он у колхозного двора. Высокие ступеньки ведут на веранду, покрашенную в небесно-голубой цвет, полы в клубе деревянные. Одну половину дома занимает правление, но по вечерам оно чаще всего на замке. Зато открыта дверь в просторный зал, заставленный длинными скамейками без спинок, в дальнем конце сцена, обрамленная красными плакатами, они исписаны крупными белыми буквами.

Перед клубом большая круглая клумба, на которой каждой весной высаживают цветы. А посредине клумбы стоит памятник Ленину.

Ясли в двух шагах от клуба. Рядом с ними — медпункт и магазин. Позади магазина — склады нашего колхоза, где хранят арбузы, зерно, кукурузу.

Отец уверяет, что в нашем ауле порядка гораздо больше, чем в городе, где он довольно часто бывает. Каждый раз он возвращается оттуда усталый и разбитый и принимается сетовать, что нет там никакого порядка. Дом для приезжих в одном месте, а базар совсем в другом, в противоположном конце города; аптека, магазины в центре, а столовые, где можно поесть, далеко от центра, вот и отправляйся к черту на кулички, чтобы червячка заморить. «Если бы там все было расположено, как в нашем ауле, то времени на дела уходило бы втрое меньше, — говорит отец. — А то ходишь, ищешь, где магазин, где столовая, людей спрашиваешь, беспокоишь. Хорошо еще, русский язык знаю, расспросить могу и прочитать. А кто не знает, тому каково?..»

Наслушавшись рассказов отца, я боялась очутиться в городе одна. Я не сомневалась, что нет места лучше нашего аула. И все-таки мне очень хотелось хоть разочек побывать в городе.