Улица Окопная

Решаю сделать себе бутерброд. Открываю холодильник. На дверных полочках сушеные томаты в масле, греческий сыр, оливки, паста карри и плавленый сыр с кунжутом – неизвестные мне деликатесы. Накладываю на кусок хлеба всего понемногу и подношу бутерброд к губам. Ржаная краюха, не выдержав изобилия, разламывается пополам. Часть экзотических продуктов стекает по шее на рубашку, на потную кожу. Особенно противно масло сушеных томатов на шее и волосках на груди.

Кладу остатки бутерброда на стол.

Хватка моя ослабла, это заметно по маленьким ошибкам вроде тех, что совершает наша хоккейная сборная. Как только начинают играть небрежно, в наших воротах сразу загорается красный свет. Если не хватает терпения бороться по углам и упорно защищаться, нечего и медалей ждать.

Мобильник звонит, снова Мерья.

Отвечаю «алло» и больше ни слова: труба изливает много всего громким голосом.

Ясно одно: почту почему-то принесли и в воскресенье.

12.10

«My my, hey hey, rock'n roll is here to stay. It's better to burn out than to fade away».

Сижу метрах в трехстах от моего дома, пытаясь понять старика в клетчатой рубашке. Он верен своему слову или хотел втюхать мне дерьмо под помпезную музыку. В такой важный день не хотел бы я разочароваться в человеке, который без всякой политики оказал огромное влияние на бойцов домашнего фронта.

Что толку в этой ситуации от предложения сгореть дотла? Я гашу Нила Янга вместе с Джонни Роттеном и Миком Джаггером о компост и шагаю в направлении дома.

Он идет мне навстречу, не отступает, хотя я разговариваю с ним ровным приятным голосом.

Что я потеряю, если сохранять терпение? Много.

Хватаю его за горло.

Поворачиваю сильно, как только могу. Он хрипит. Я выкручиваю, не обращая внимания, что громкие хрипы разлетаются по двору. Его тело дергается, шея кажется непомерно толстым канатом. Он обмякает, я смотрю на запястье: пульс сто тридцать четыре. При хорошей физической форме лучший пульс между ста двадцатью и ста пятидесятью ударами. Я кручу сильней, и последние сипения затихают.

Дух вон.

Подтаскиваю его к сараю. Открываю дверь и опускаю тело рядом с газонокосилкой. На ножах остатки срезанной травы. Когда все закончится, я очищу косилку и смажу ее.

Проверяю бездыханного.

Чисто и аккуратно, ни крови, ни шрамов на шее, несколько кусочков кожи неопрятно болтаются, я отрываю их. Бездыханный выглядит успокоенным, он завершил свой путь, прибыл по назначению в прохладу сарая. Я рассматриваю его карие глаза и начинающий синеть рот, застывший в гримасе. Привожу рот в более приятное положение.

Присаживаюсь и жду, когда пульс станет ровным. Наиболее редкий пульс достигается полным расслаблением, если прилечь. Но сейчас это невозможно.

Шестьдесят шесть. С учетом обстоятельств неплохо. Сарай конструктивно красив. Агенты по продаже недвижимости уделяют мало внимания дворовым постройкам, разве что упомянут о них мимоходом или даже пренебрежительно. В старом, ухоженном сарае обитает своя душа, поэтому я и приволок сюда бездыханного.

Состояние спокойное, славное. Хочу уточнить еще одну деталь. Здесь колют дрова? Дрова, чурбан для колки, топоры? Запах исходящий при колке свежих дров, чрезвычайно важен с точки зрения целостности. Ну да, здесь они все, в полном порядке. И другие второстепенные вещи, без которых не состоится ни один сарай. Грабли, мотыги, лопаты, мотки веревок,

12.13

рукавицы, лыжи, молоток, лом, лопата для снега. Все аккуратно, в полном порядке.

Я закрываю глаза бездыханного.

Из-под век ты вознесешься на небо.

12.16

Чего это Вики там ворчит и шумит?

Выхожу на крыльцо, но пса что-то не видать. Зову его. Но он не бежит навстречу.

Из сарая кто-то выходит.

Что делать? Кто это?

Он приближается. Это тот бегун.

Где Вики?

Что все это значит?

12. 17

Оксанен выглядит испуганным, хотя никаких причин для волнения.

Я направляюсь к нему как можно более спокойно.

– Добрый день. Это я, Матти Виртанен. Ты наверняка помнишь.

– Где Вики?

– А, пес. Сердитый был. Я уложил его ненадолго спать.

– Где он?… Пес Рейно…

– Он спит. Там, в сарае.

– Что ты с ним сделал?

– Ничего плохого. Пойдемте в дом.

– Что ты задумал?

– Я пришел заключить сделку. У меня с собой договор купли-продажи и сто тысяч марок наличными. Пойдем в дом.

– Так смотрины ведь позже…

– Я знаю, что я покупаю.

– Яне…

– Ты да. Идем в дом и займемся делом.

– Я не пойду никуда, я вызову полицию.

К сожалению, я вынужден взять Оксанена за руку, довести его до ступенек и сопроводить в дом. Мы идем на кухню. Я усаживаю его на стул.

– Я тебе ничего не сделал. Уходи отсюда.

– Ну, пожалуйста, не начинай сначала. Обычное дело – продажа дома. У меня тут договор готов.

Достаю из рюкзака бумаги и раскладываю на столе. Чтобы слегка поднять ему настроение и придать делу ход, вытаскиваю из бокового кармана пачку денег и водружаю рядом с бумагами.

– Здесь, Оксанен, сто тысяч марок. Это наличные. Остальные восемьсот тысяч получишь завтра, когда откроется банк.

– А цена-то миллион двести.

– Цена девятьсот тысяч. Скидка бывшего фронтовика бойцу домашнего фронта.

– Кому?…