Улица Оружейников

— Конечно, — набираясь смелости, сказал Талиб. — По-арабски я коран читать могу, а по-персидски я сначала только стихи учил, а потом, когда в Бухаре жил, и говорить хорошо научился. Персы почти так же говорят, как таджики. И пишут так же.

Наверное, Ян Карлович Удрис не поверил бы Талибу, если бы не был латышом. «Действительно, — подумал он. — Я ведь тоже в детстве знал два языка — латышский и русский. И еще немного немецкий. Малые народы всегда тянутся к другим языкам».

— Ладно, — после некоторого раздумья сказал он. — Попробуй перевести эту бумагу. Только не смущайся, если не получится.

Ян Карлович положил перед Талибом несколько белоснежных листков. Первое, что бросалось в глаза, — удивительно стройные и аккуратные строчки.

— Н-ну и почерк, — с завистью сказала Лера, заглянув в бумаги через плечо Талиба.

— Это пишущая машинка, — сказал Удрис.

Талиб стал читать. Текст был персидский, но встречалось много трудных слов.

— «Ваша замечательность…» — начал переводить Талиб.

— «Ваше превосходительство», наверно, — заметил про себя Удрис.

— «…спешу отправить эти бумаги с оказией, ибо не знаю, когда представится другой случай. Акции уральских заводов мной куплены у второстепенных держателей, которые…» — с трудом подбирая слова, продолжал Талиб.

Но Удрису все было понятно. Он делал какие-то пометки для себя, просил повторить то или иное слово, особенно названия. Чаще это были фамилии: Рембрандт, Брюллов, Ренуар, Ван-Гог.

— Это художники, — ответил Ян Карлович на немой вопрос Талиба. — Художники, картины которых скупает тот, кто пишет письмо. Он скупает акции старых предприятий в надежде на то, что вернется капитализм и их можно будет продать. Но поскольку он не вполне верит в это, то скупает картины, драгоценные камни, золото, фарфор.

— А кто этот человек? — спросил Талиб.

— Персидский подданный Али Аббас-оглы, — сказал Удрис. — Мы подозревали его в шпионаже, а он просто спекулянт, наживается на трудностях. Дальше можно не переводить. Все ясно.

Но Талибу и самому было интересно, да и Лера к тому же попросила:

— Переводи. Ты очень хорошо п-переводишь.

Талиб продолжал. В письме были сведения о ценах на предметы искусства, поручения к разным людям и указания, кому следует дать взятку и какую именно. «Господину генералу Виккерсу прошу передать клинок местной работы, который вполне можно выдать за дамасский, если стереть клеймо, поставленное не в меру честолюбивым автором. Супруге господина Милмана можно подарить одну из маленьких икон…» — писал неведомый Талибу персидский подданный Али Аббас-оглы.

— А что вы с ним будете делать? — спросил Талиб.

— Ничего, — ответил Удрис. — Ценности конфискуем, если он еще не успел сплавить, а самого вышлем на все четыре капиталистические стороны.

— Если клинок найдете, можно мне будет его посмотреть? — не очень уверенно попросил Талиб.

— Если найдем, можем и показать, — сказал Удрис. — Ты ведь нам помог отчасти. Только зачем тебе?

Талиб не знал, как ответить. Не хотелось рассказывать о том, что отец когда-то сделал настоящий дамасский клинок и даже написал на нем «Дамаск», хотя ковал его в Ташкенте.

— У него отец тоже клинки д-делает, — к неудовольствию Талиба, вмешалась Лера. — Он, наверно, д-думает, а вдруг отец…

— Как зовут твоего отца? — спросил Удрис.

— Мастер Саттар, — неохотно ответил Талиб.

— Хорошо, посмотрим. А теперь, ребята, идите. Время дорого.

Удрис вышел с ними к подъезду и, поблагодарив обоих за помощь, велел заходить денька через два.

— А как насчет Мухина? — напомнил Талиб о цели своего прихода.

Ян Карлович ужасно смутился и стал просить извинения, что совсем об этом забыл.

— Завтра узнаю, — сказал он. — Обязательно все узнаю. Если Мухин приехал, немедленно сообщу. Дайка адрес твой запишу.

Солнце перевалило за полдень, небо было ясное, стало еще теплее, чем было два часа назад.

— Есть х-хочется, — сказала Лера.

— И мне, — кивнул Талиб.

— Знаешь, Толя, у тебя все в жизни будет хорошо.

— Почему? — спросил Талиб.

— Потому что ты — удивительный! — совсем не заикаясь, сказала Лера.

Талиб лукаво посмотрел на нее.

— К-к-к-кто? — спросил он.

* * *

На этот раз кабинет Яна Карловича показался Талибу маленьким и тесным. Кроме того, несмотря на ясный полдень, здесь царил полумрак. У окна, засунув руки в карманы морского бушлата, стоял человек невероятной вышины и к тому же очень широкий в плечах.

— Иван Мухин. — Он протянул Талибу руку и сделал шаг навстречу.

В кабинете сразу стало светлее, и Талиб увидел лицо, какое только и могло быть у такого великана. Нос, рот, брови и глаза — все было крупное, словно сделанное по заказу к росту этого человека. И голос у него был басовитый и уверенный.