Улица Оружейников

В заметке рассказывалось о том, что в приемной Керенского ожидают аудиенции делегаты из Ташкента, просящие вернуть на родину мобилизованных царским правительством двадцать пять тысяч джигитов местных национальностей. «Мы не знаем, сумеет ли наш премьер-министр принять делегатов, ибо у него сейчас много других государственных забот, но надеемся, что каков бы ни был его ответ, он будет благоприятен» — так заканчивалась заметка. Талиб добросовестно, как мог, перевел содержание прочитанного и сказал:

— Мне кажется, об этом я тоже слышал уже от дяди. Это свежая газета? — Талиб посмотрел на дату и добавил: — Это же старая газета. Она вышла пять дней назад. В ней ничего не может быть о новой революции.

— Э-э, — обиженно протянул чайханщик. — Газета не молоко, за пять дней не скиснет. Просто ты читать не умеешь. Вот прочти лучше, что здесь написано. — И он ткнул пальцем в крупное объявление на первой странице.

Театр лѣтняя «Хива» * Мировой боевикъ! Роскошная картина! Въ 4-хь частяхъ

Забытынѣжныялобзанья

— Это не про революцию, — сказал Талиб.

— А это? — ткнул пальцем в другое объявление упрямый чайханщик.

ТЕАТРЪ

«ГЕЛIОСЪ»

Только три дня!

Гвоздь сезона! Въ 4-хъ частяхъ

Голубая Кровь

— И это тоже не про революцию, — уверенно сказал Талиб.

— А про революцию так ничего и нет? — ядовито усмехнулся чайханщик. Недоверие свое он не скрывал. — Так во всей газете ничего нет про революцию? Ты давай переведи нам вот это. А!

Театръ

МАКСЪ

Еще одинъ день

Только для взрослыхъ!

Дамочка съ мухой

Пикнатный фарсъ въ 4-хъ частяхъ

Прочел объявление Талиб довольно легко, но перевести оказалось куда труднее. Некоторых слов он не знал, это точно. «Гвоздь» — слово понятное, но к чему здесь гвоздь, совсем неизвестно. Дамочка — это красивая женщина, но почему с мухой? Неясным был и «пикантный фарс».

— Это трудно перевести, — сказал Талиб.

— Трудно! Конечно, трудно, — не унимался чайханщик. Видимо, газету достал он, и, ему казалось обидным такое пренебрежение к его усилиям. — Может быть, как раз здесь и сказано про революцию. Тогда дальше читай. Не может быть, чтоб совсем не было. Крупные буквы читай.

Талиб не хотел разочаровывать слушателей, не хотел обижать чайханщика и стал читать все объявления подряд.

Объявления были такие:

«На Ташкентском ипподроме, за кадетским корпусом, правее свалки, ЗАВТРА СКАЧКИ».

«НУЖНА грамотная горничная. Обращаться по адресу…»

«ИНТЕЛЛИГЕНТНЫЕ БАРЫШНИ со средним образованием ищут место горничных. Адрес в редакции для Р.С.Т.С».

«БАРС спешно продается, ручной, ласковый, как котенок…»

«ЗУБ-врач Д. С. ЕДВАБНАЯ, вернувшись, возобновила прием».

Талибу понравились два последних объявления. Во-первых, ему захотелось иметь собственного барса, а во-вторых, он почему-то заинтересовался ЗУБ-врачом ЕДВАБНОЙ.

Интересно, что такое ЗУБ-врач, откуда она возвратилась и почему у нее такая фамилия.

— Хватит читать, — сдался наконец чайханщик. — Вот идет наш Рахманкул-полицейский. Он больше знает, чем газета.

Рахманкул действительно принес новости. С его приходом посетители чайханы совсем забыли о существовании Талиба.

— В Петрограде, — начал свой рассказ бывший полицейский, — в Петрограде было Временное правительство. Оно жило во дворце царя Николая. Это, говорят, очень большой дворец, Зимний. Там даже зимой тепло. Вчера по речке Неве, которая, говорят, больше, чем Сыр-Дарья, к дворцу подошел пароход, как называется, я забыл, и стал стрелять по дворцу из пушек. А с другой стороны всякая голытьба, всякие там поденщики и солдаты тоже стали стрелять. Тогда Керенский убежал…

— Подожди, — перебил Рахманкула поденщик Тахир. — Почему ты сказал «всякие там поденщики»? Что, поденщик не человек? Бывший полицейский лучше? Интересно, где были в то время бывшие петроградские полицейские, когда пароход стрелял из пушек?

— Не знаю, — сказал Рахманкул. — Не знаю, где были полицейские, а за поденщиков прошу прощения. Теперь у каждого надо просить прощения, — зло добавил он. — Если обижаетесь, я не буду рассказывать.

— Продолжайте, уважаемый, — попросили Рахманкула чайханщик и продавец овечьего сыра.

Рахманкул сделал вид, что обиделся, и стал пить чай и есть сахар.

Сахар он не клал в чай, а грыз зубами, и Талиб, сидевший за спиной бывшего полицейского, слышал хруст, видел, как движется большая челюсть Рахманкула и шевелятся его маленькие уши, похожие на пельмени.

— Ну вот, — опять стал рассказывать Рахманкул. — Эту голытьбу подговорили боль-ше-ви-ки.

— Кто это? — спросил продавец овечьего сыра.