Улица Пяти Лун

Пистолета в ней, разумеется, не оказалось. Я этого и не ждала. А ждала я пригоршню конфет или булочку. Своим основательным брюшком герр Шмидт обязан бесконечным «перекусонам». Но на сей раз это были не сласти...

При виде предмета, который сжимали пухлые пальчики профессора, у меня перехватило дыхание.

Пусть данная фраза не вводит вас в заблуждение. Это не та книга, где героиня то и дело взвизгивает, падает в обморок и ловит ртом воздух. К вашему сведению, к обморокам я склонна не больше, чем к облысению, да и удивить меня не так-то просто. И вовсе не потому, что годов моих не перечесть, — я все еще пребываю с нужной стороны от тридцатника, — просто из-за своих неудачных внешних данных я приобрела большой жизненный опыт.

Да уж, с внешностью мне не повезло, что называется, на полную катушку. Ростом я вымахала под два метра (для педантов уточню — метр восемьдесят четыре), от шведских предков мне досталась фигура с аппетитными выпуклостями в положенных местах, а также глаза густой небесной синевы и непокорная блондинистая шевелюра (этакого золотисто-соломенного оттенка, который так нравится мужчинам). Я никогда не толстею, а потому мои шведские выпуклости отнюдь не напоминают перестоявший пудинг. Но видит бог, лучше бы уж напоминали! Лучше бы уж я была кривоносой одноглазой каргой ростом с табуретку!

Воспряньте духом, гадкие утятки и жирные свинятки, вам повезло гораздо больше, чем вы думаете. Если уж вас полюбили, то полюбили за что-то по-настоящему ценное, за то, что всегда останется при вас, — за ум, или добрый нрав, или чувство юмора. Когда же люди смотрят на меня, они видят лишь красотку с обложки журнала мод. Никто и никогда не воспринимает меня всерьез. Прежде я мечтала стать хорошенькой хрупкой малышкой, этакой полутораметровой очаровашкой. Теперь же не согласна на меньшее, чем плоскогрудость и плоскостопие вкупе с близорукостью и косоглазием. Жизнь моя тогда стала бы приятнее во сто крат, приятнее и спокойнее.

Прошу прощения за эту неуместную тираду. Но не так-то просто убедить людей, что у тебя есть мозги, когда они видят лишь округлости и проклятые соломенные лохмы. Плоскогрудые интеллектуалки в очках не доверяют мне. Мужчины-интеллектуалы ничем не отличаются от других мужчин, они берут меня на работу, но совсем не по тем соображениям, как мне бы хотелось. Потому-то встреча с профессором Шмидтом показалась мне настоящей манной небесной. Ей-богу, его невинный вид — это вовсе не обман. Милый герр Шмидт действительно считает меня блестящим ученым, и, будь он на три головы выше и лет на тридцать помоложе, я бы подумала, а не взять ли его в мужья.

И вот этот маленький толстенький профессор-шпион стоял посреди моего кабинета и лучезарно улыбался. А предмет на его ладони сиял и мерцал, словно тоже посылая приветственные улыбки.

Это был золотой кулон, богато отделанный филигранью в форме листьев. Две крошечные золотые фигурки коленопреклоненных женщин поддерживали прочное колечко, через которое когда-то проходила цепочка. Золотой ободок был усыпан драгоценными камешками зеленого, красного и жемчужно-белого цвета, а в центре мерцал огромный лазурный камень, который просвечивал, словно вода под хрустальным куполом. В центральном камне имелся изъян, напоминающий высеченный крест.

Бросив беглый взгляд, вы могли бы принять эти камни за грубо обработанные стекляшки. Но мой взгляд был далеко не беглым.

— Талисман Карла Великого, — изумленно прошептала я. — Шмидт, дружище, положите его на место, ладно? Вы с ним все равно не скроетесь, кто-нибудь обязательно заметит, что он исчез.

— Вики, неужели вы думаете, будто я его украл? — Улыбка на лице Шмидта стала еще шире. — И как, по-вашему, мне удалось отключить сигнализацию, а?

Хороший вопрос. Наш музей обладает превосходным собранием древних ювелирных украшений, которые хранятся в специально оборудованном помещении — в зале, представляющем собой огромный сейф. На ночь зал-сейф запирается, а днем за ним постоянно присматривают три дюжих охранника. Сигнализация столь чувствительна, что если посильнее дыхнуть на стекло, под которым лежит сокровище, то по всему музею разнесется отчаянный перезвон. И хотя герр Шмидт — директор музея, ни он, ни кто-либо другой не имеет права извлекать исторические драгоценности, разве что в присутствии еще двух музейных шишек и целого батальона охранников.

— Сдаюсь, профессор. Понятия не имею, как вы его вытащили из витрины, но, ради бога, положите Талисман на место. Со своим извращенным чувством юмора вы когда-нибудь нарветесь на крупные неприятности, и если узнают...

— Nein, nein. — Шмидт с сокрушенным видом покачал головой. — Этот кулон вовсе не украден, Вики! Я вовсе не похищал его из нашего музея. Эту чудесную вещицу нашли вчера вечером в кармане одного мертвого человека, в переулке неподалеку от Alter Peter[2].

Несколько мгновений я переваривала эту удивительную информацию.

— Так это не настоящий талисман?!