Улица Полумесяца

– Возможно, чтобы затруднить опознание его личности… – задумчиво произнес Томас.

– Глупости! – раздраженно заявил судмедэксперт. – Для этого достаточно было снять с него одежду и завернуть в одеяло. И уж точно незачем было стараться вырядить его как леди Шалотт[3], или Офелию, или еще какую-то героиню.

– Разве Офелия не сама утопилась? – уточнил Питт.

– Ладно, тогда пусть будет одна леди Шалотт, – отрезал медик. – На нее ведь наложили таинственное проклятие. Это вас больше устраивает?

– Меня устроило бы нечто больше связанное с нашей теперешней жизнью, – с кривой усмешкой заметил суперинтендант. – Полагаю, вы ведь не сможете сказать мне, не был ли покойный французом?

Глаза врача изумленно распахнулись.

– Естественно, не смогу! Неужели вам взбрело в голову, что у него на пятках стояло клеймо «Сделано во Франции»?

Питт засунул руки в карманы. Он испытывал смущение за свой последний вопрос.

– Нет, но, возможно, есть какие-то признаки дальних странствий, местных болезней, старых хирургических операций… в общем, не знаю, что там еще может обнаружиться на теле, – попытался он объяснить свое предположение.

– Ничего полезного, – покачал головой врач. – Зубы в отличном состоянии, и лишь одна легкая царапина на пальце, совершенно нормальная для мертвеца, одетого в зеленое платье и закованного в цепи. Сожалею.

Томас со спокойной сосредоточенностью посмотрел на судмедэксперта, поблагодарил его и удалился.

Во второй половине дня ноги принесли Питта к французскому посольству. Правда, по дороге он заглянул в таверну и подкрепился сэндвичем с пинтой сидра. Томасу не хотелось вновь встречаться с Мейсоньером. Гастон мог лишь повторить то, что уже сказал на лестнице у Лошадиной переправы, однако полицейский сомневался, что покойный в лодке не был пропавшим Боннаром. Пока у него имелись лишь предположения, основанные на сильной встревоженности Мейсоньера. На его лице отразилось заметное облегчение, когда он получше разглядел труп, но что-то все еще продолжало тревожить дипломата. Неужели он сказал так только потому, что следы Боннара оказались настолько затеряны, что можно было спокойно не признать его? И разве мог Питт опять сунуться к нему с тем же вопросом? Он мог явиться, назвав Мейсоньера лжецом, однако, учитывая дипломатический ранг этого человека и, как он сам заметил, его положение гостя в Англии, это могло бы навлечь на Томаса неприятности, причем вполне справедливые.

Для объяснения своей навязчивости полицейскому надо было подыскать другой предлог. Но какой? Мейсоньер отрицал, что имеет какое-то представление об этом покойнике. А больше его не о чем было спрашивать.

Тем не менее Питт уже подошел ко входу в посольство. Он должен был либо постучать в дверь, либо пройти дальше по улице. И он постучал.

Дверь открыл церемонный швейцар, облаченный в ливрею.

– Что вам угодно, сэр?

– Добрый день, – быстро произнес Томас и, достав визитку, вручил ее швейцару, не переставая при этом говорить. – Нам сообщили, что один из ваших дипломатов пропал, как я теперь понимаю, по ошибке, согласно словам месье Мейсоньера. Однако прежде чем закрыть дело в полиции, я должен поговорить с человеком, который подал нам исходное заявление. А еще лучше, если бы податель сам забрал его. Приличнее…

– Неужели? И кто бы это мог быть, сэр? – Выражение лица привратника ничуть не изменилось.

– Я не знаю, – полицейский развел руками – больше он не успел ничего придумать.

Ему следовало бы уточнить сведения у констебля, дежурившего в районе Лошадиной переправы, но тогда они еще не имели особого значения.

– В сообщении говорилось об исчезновении месье Боннара. И, насколько я понимаю, его мог сделать кто-то из его коллег или друзей, – добавил суперинтендант.

– Тогда, сэр, полагаю, это мог быть месье Виллерош. Не желаете ли присесть? А я пока спрошу у него, когда он сможет принять вас.

Показав на несколько скамей с твердыми, обтянутыми кожей спинками, швейцар удалился, оставив Питта наедине со своими мыслями, если не утешительными, то, по крайней мере, благоразумными.

Через пару минут привратник вернулся.

– Сэр, месье Виллерош примет вас через четверть часа, – сообщил он полицейскому. – В данный момент он занят.

И, ничего больше не добавив, предоставил Томасу самому решать, расположен ли тот ждать приема.

Как оказалось, месье Виллерош, должно быть, закончил дела со своим посетителем раньше, чем рассчитывал. Он нашел Питта, самолично появившись в холле. Этот темноволосый и смуглый молодой француз отличался приятной наружностью и изысканной элегантностью в одежде, хотя выглядел он сейчас явно смущенным. Перед тем как приблизиться к Томасу, Виллерош нервно посмотрел по сторонам.

– Инспектор Питт? Рад знакомству. Мне нужно выполнить небольшое поручение. Возможно, вы не откажетесь прогуляться со мною? – предложил служащий посольства. – Сердечно благодарю вас.

Он не дал полицейскому возможности отказаться и, не обращая внимания на швейцара, прошествовал к двери, предоставив Питту шанс следовать за ним.

– Очень любезно с вашей стороны, – добавил дипломат, выйдя на улицу.