Улица Светлячков

Талли вставила пленку в магнитофон и нажала на кнопку воспроизведения, а затем забралась в кровать. И, как подружки-восьмиклассницы после вечеринки с ночевкой, они принялись смотреть запись шоу.

Когда запись закончилась. Кейт сказала:

— Я вижу, ты по-прежнему используешь меня, чтобы поднять свой рейтинг.

— А я хочу, чтобы ты знала, что это было очень остро и сильно. И еще — очень важно.

— Ты думаешь так обо всем, что делаешь.

— Вовсе нет.

— Отличная отговорка.

— Просто ты не способна отличить качественное телевидение, даже если оно укусит тебя в зад.

Кейт улыбнулась, но улыбка была почти невидимой на ее худом и бледном лице. Как ни странно, без волос с запавшими глазами Кейт выглядела совсем юной и хрупкой.

— Ты устала? — встревоженно спросила Талли, садясь на кровати. — Может, тебе пора спать?

— Я заметила, что ты извинилась передо мной в эфире. Своим фирменным способом. Я имею в виду — не признав, что ты вела себя как последняя стерва, и не сказав слов извинения. Ты лишь дала понять, что тебе жаль.

— Ну, ты сейчас на морфинах. Тебе даже может показаться, что я летала.

Кейт попыталась засмеяться, но закашлялась.

Талли села на кровати.

— Ты в порядке?

— Вряд ли. — Кейт нащупала на тумбочке у кровати пластиковый стаканчик. Талли помогла ей, направив торчащую из стаканчика пластиковую трубочку ей в рот. — Кейт сделала несколько глотков и сказала: — Знаешь, а я начала писать в альбоме.

— Это здорово.

— Хочу, чтобы ты помогла мне кое-что вспомнить, — сказала Кейт, ставя стаканчик на место. — Столько всего в моей жизни произошло на твоих глазах.

— Кажется, что вся жизнь. Боже, Кейти, какими же мы были еще маленькими, когда встретились.

— Мы и сейчас дети, — тихо произнесла Кейт.

Талли услышала в голосе подруги такую же грусть, которую ощущала в эту минуту она сама.

Последнее, о чем ей хотелось сейчас думать, это о том, как они еще молоды. Они годами подначивали друг друга, утверждая, как быстро стареют.

— И сколько ты уже написала?

— Около десяти страниц. — Когда Талли ничего не ответила, Кейт спросила: — Ты ведь не станешь требовать, чтобы я дала тебе почитать?

— Я не собираюсь вмешиваться.

— Не делай этого, Талли, — сказала Кейт.

— Чего именно?

— Не обращайся со мной так, будто я умираю. Я хочу, чтобы ты была собой. Только так и я смогу вспомнить, какая я на самом деле. Договорились?

— Хорошо, — серьезно ответила Талли. — Договорились.

Ей пришлось изобразить на лице улыбку. Что ж, без некоторой порции лжи в предстоящие дни им не обойтись.

— Как же ты можешь без меня обойтись! Я ведь была свидетелем всех важных событий твоей жизни. И у меня фотографическая память. Это дар! Так же, как умение накладывать косметику и делать «перья» в волосах.

Кейт рассмеялась:

— Вот теперь узнаю свою Талли.

Несмотря на то что Кейт принимала обезболивающие, дозировку которых можно было регулировать самостоятельно, покинуть больницу было довольно смелым решением. Прежде всего, дома было слишком много народу: ее родители, ее дети, ее муж, тетя и дядя, брат и Талли. К тому же Кейт пришлось вынести большие нагрузки: из кровати перебраться в инвалидное кресло, из кресла в машину, потом оказаться на руках у Джонни.

Он пронес ее через их уютный дом на острове, где пахло ароматическими свечами и едой. Именно такой запах стоял здесь все эти годы. Кейти могла определить по запаху, что вчера ее муж готовил спагетти. Значит, завтра наступит очередь такос. Два его любимых рецепта. Кейт прижалась щекой к его мягкому свитеру.

«А что он будет им готовить, когда меня не станет?»

От этих мыслей у Кейт закружилась голова. Да, пребывание дома будет наводить ее время от времени на такие вот печальные мысли, так же, как и общение с семьей. Странное дело, но сейчас Кейти казалось, что ей проще было бы провести свои последние дни в больнице, без напоминаний о прошлых счастливых днях, которые окружали ее в доме.

Но что проще, сейчас не имело значения. Гораздо важнее было время, проведенное с близкими.

Сейчас все они были в доме, и каждый, как солдат, выполнял свое задание. Мара повела мальчиков в их комнату и усадила смотреть телевизор. Мама готовила жаркое, папа, наверное, косил лужайку. Оставались Джонни, Талли и Кейт, которые медленно двигались в сторону комнаты для гостей, переоборудованной к ее возвращению домой.

— Врачи сказали, что тебе будет удобнее на больничной койке, — сообщил Джонни. — Я купил себе такую же, видишь? Будем как близнецы — в одинаковых кроватях.

— Ну конечно. — Кейт не подала виду, что догадалась: скоро ей будет трудно сидеть, и тогда больничная кровать с поднимающимся изголовьем должна помочь. Но голос Кейт вдруг предательски дрогнул: — Т… ты… перекрасил…

Последний раз, когда она видела эту комнату, стены были красными с белой окантовкой, здесь стояла красная и синяя мебель, и это была самая обычная комната в пляжном стиле с подкрашенными антикварными элементами и ракушками в стеклянных стаканах. Теперь комната была салатовой, с розовой отделкой. И повсюду были семейные фото в белых фарфоровых рамках.

— Если честно, это сделала я, — произнесла Талли.