Улица Светлячков

Как же случилось, что после стольких лет верной дружбы они отстранились друг от друга?!

— Прости меня, Кейти, — прошептала Талли, чувствуя, как мало значат сейчас эти слова, которых она избегала всю жизнь, прятала в своем сердце, словно, выпустив их наружу, могла навредить себе. Почему из всех уроков, которые она должна была вынести из истории своей матери, Талли запал в душу именно этот. И почему она не перезвонила, когда услышала на автоответчике голос Кейти? — Прости меня, — снова произнесла Талли, чувствуя, как глаза застилают слезы.

Кейт никак не дала понять, что слышит ее, на ее лице не отразились ни удивление, ни радость. Извинения — пусть и запоздалые — не возымели действия.

— Пожалуйста, скажи, что помнишь меня.

Но Кейт только смотрела на нее бессмысленным взглядом.

Талли, нагнувшись, коснулась щеки Кейт.

— Это Талли. Та самая сучка, которая была твоей лучшей подругой. Я прошу прощения за то, что я сделала, Кейти. Мне давно надо было сказать это.

Талли сдавленно всхлипнула. Если Кейт не вспомнит ее, не простит, не вспомнит их дружбу, она не знает, как это пережить.

— А я вот помню, как впервые встретила тебя, Кейти Муларки-Райан. Ты была первым человеком на свете, которому захотелось узнать меня по-настоящему. А я сначала повела себя с тобой как настоящая дрянь. Но потом, когда меня изнасиловали, именно ты протянула мне руку помощи, — воспоминания захватили Талли. Она смахнула слезы торопливым жестом и продолжала: — Ты ведь думаешь, что я говорю только о себе, да? Так ты обычно говоришь. Но я и тебя помню, Кейти. Каждую секундочку. Например, как ты читала «Историю любви» и не могла понять, что значит «с…кин ты сын», потому что такого слова не было в словаре, или когда ты поклялась, что никогда не согласишься на французский поцелуй, потому что это отвратительно. — Талли покачала головой, стараясь собрать воспоминания воедино. Вся ее жизнь была сейчас вместе с ней в этой комнате. — Мы были так молоды, Кейти, но мы уже не молоды теперь. Помнишь, как мне пришлось первый раз уехать из Снохомиша, и мы потом написали друг другу десятки писем? И мы подписывали их «Лучшая подруга» или «Лучшие подруги навсегда». А помнишь…

Талли говорила и говорила, вспоминая историю их дружбы. Иногда она даже смеялась. Например, когда рассказывала, как они ездили на велосипедах без рук с Саммер-Хилл или как убегали от копов в тот день, когда их застукали на вечеринке.

— А еще помнишь, как мы пошли в кино на «Дракона Пита», потому что думали, что это боевик, а это оказался мультик. Мы были самыми старшими в зале и вышли оттуда, распевая: «Ты и я против целого света». А потом поклялись друг другу, что так будет всегда… Стоп!

Талли вздрогнула и посмотрела на Кейт. На глазах ее подруги были слезы. Они стекали по щекам и по вискам на подушку.

— Талли, — едва слышно произнесла Кейт. — Неужели ты думаешь, что я могу тебя забыть?

Талли захлестнула волна облегчения. Она судорожно всхлипнула и наклонилась к Кейт.

— Привет! — сказала она. — Тебе не обязательно было заходить так далеко, чтобы привлечь мое внимание. — Она погладила Кейт по безволосой голове, ощутив под пальцами гладкую, как у младенца, кожу. — Достаточно было просто позвонить.

— Я звонила.

Талли поморщилась.

— Мне так жаль, Кейт. Я…

— Ты и вправду дрянь… — Кейт с трудом улыбнулась. — И я всегда это знала. Но я тоже могла позвонить тебе еще раз, если на то пошло. Думаю, ни одна дружба длиной в тридцать с лишним лет не бывает без разбитых сердец.

— Я — дрянь, — кивнула Талли, чувствуя, как глаза ее снова заволакивают слезы. — Это мне надо было давно позвонить. Просто я… — Талли не знала, что сказать дальше, как описать кровоточащую рану, которая осталась в ней после их разрыва.

— Давай не оглядываться назад, хорошо?

— Тогда нам остается только смотреть вперед, — произнесла Талли, стараясь, чтобы каждое ее слово звучало убедительно.

— Нет, — тихо ответила Кейт. — Нам остается только сейчас.

— Я делала передачу о раке груди несколько месяцев назад. В Онтарио есть доктор, который творит чудеса. Я позвоню ему.

— Я закончила с лечением. Мне провели все процедуры, которые только бывают. И ни одна из них не помогла. Просто… побудь со мной.

Талли сделала шаг назад.

— Ты что думаешь, я примчалась к тебе, чтобы смотреть, как ты умираешь? Ты это хочешь сказать? Но я отвечаю: нет, я не собираюсь этого делать!

Кейт едва заметно улыбнулась:

— Но это — все, что нам осталось, Талли.

— Но…

— Неужели ты действительно думаешь, что Джонни сдался бы? Ты ведь хорошо знаешь моего мужа. Он такой же, как ты, и мы почти так же богаты. За шесть месяцев меня смотрели лучшие специалисты. Я перепробовала все традиционные, нетрадиционные средства и даже народную медицину, я посетила даже шамана из экваториальных джунглей. У меня дети, и ради них я сделала все, чтобы поправиться. Но ничего не помогло.

— И что же делать мне?

Улыбка Кейт стала вдруг почти такой же, как прежде.

— Вот теперь узнаю свою Тал. Я умираю от рака, а ты спрашиваешь, что делать тебе.

— Я серьезно…

— Я тоже не знаю, что делают в таких случаях.