Улица Темных Лавок

— Но, месье, — сказал я твердо, тщательно выговаривая слова, чтобы на этот раз он соблаговолил услышать мой вопрос, — вы говорите, что Дениз Кудрез жила этажом ниже, значит, она не могла не слышать какие-нибудь странные звуки той ночью… Ее наверняка вызывали как свидетельницу…

— Может быть.

Он пожал плечами. Нет, что и говорить, эта Дениз, значившая для меня так много, Дениз Кудрез, о которой я хотел бы узнать все, вплоть до самых незначительных ее поступков, решительно его не интересовала.

— Самое ужасное, что я знаю убийцу… Он производил обманчивое впечатление, потому что у него было ангельское лицо… Только взгляд был очень жестокий… Серые глаза.

Он содрогнулся. Можно было подумать, что человек, о котором он говорит, находится рядом с нами и не спускает с него своих серых глаз.

— Гнусный мелкий подонок… В последний раз я видел его во время оккупации, в погребке на улице Камбон… Он сидел с каким-то немцем…

Его голос задрожал при этом воспоминании, и хотя я был поглощен мыслями о Дениз, от звука этого пронзительного голоса, гневного и жалобного, у меня возникло странное ощущение, которое я не мог объяснить, но тем не менее казавшееся мне совершенно очевидным, — в глубине души он завидовал участи своего, друга и негодовал, что человек с серыми глазами убил не его самого.

— Он еще жив… И по-прежнему здесь, в Париже… Кто-то мне сказал… Конечно, теперь у него не такое ангельское лицо… Хотите послушать его голос?

Я не успел ответить на этот странный вопрос — он уже поставил телефон на красный кожаный пуф рядом с нами и набрал номер. Потом передал мне трубку.

— Сейчас вы его услышите… Подождите… Он называет себя «Голубой кавалер»…

Поначалу я слышал только короткие гудки, означавшие что линия занята. Потом в интервалах между гудками я начал различать женские и мужские голоса, бросавшие отрывистые фразы: «Морис и Жози просят Рене позвонить… Люсьен ждет Жанно на улице Конвента… Мадам дю Барри ищет партнера… Алкивиад свободен сегодня вечером…»

Между ними завязывались целые диалоги, голоса продолжали искать друг друга, несмотря на гудки, заглушавшие их. Все эти существа, не имевшие лиц, пытались обменяться номерами телефонов или паролем в надежде на встречу. Наконец откуда-то совсем издалека донесся голос, повторявший:

— «Голубой кавалер» свободен сегодня вечером… «Голубой кавалер» свободен сегодня вечером… Дайте номер телефона… Дайте номер телефона…

— Ну? — спросил Мансур. — Слышите? Вы слышите?

Он приник к трубке и приблизил ко мне свое лицо.

— Номер, который я набрал, уже давно никому не принадлежит. Они сообразили, что могут переговариваться таким способом.

Он замолчал, чтобы лучше слышать «Голубого кавалера», и я подумал, что эти голоса доносились из загробного мира и принадлежали людям исчезнувшим, — блуждающие голоса, которые могли ответить друг другу только по несуществующему номеру телефона.

— Чудовищно… просто чудовищно… — повторял он, прижимая к уху трубку. — Убийца… Вы его слышите?..

Он быстро нажал на рычаг. Он был весь в поту.

— Я покажу вам фотографию моего друга, которого убил этот подонок… И попробую найти для вас его роман «Корабль на якоре»… Вы обязательно должны его прочесть…

Он встал и вышел в спальню, отгороженную от гостиной розовыми атласными занавесями, — за ними виднелся край низкой кровати, покрытой шкурой ламы.

Я подошел к окну и посмотрел вниз, на рельсы фуникулера на Монмартре, на сады Сакре-Кер и дальше, на весь Париж, на его огни, крыши, тени. В этом лабиринте улиц и бульваров мы когда-то встретились с Дениз Кудрез. Наши дороги пересеклись среди бесчисленного множества дорог, по которым следуют тысячи и тысячи людей через весь Париж, словно тысячи и тысячи шариков гигантского бильярда, — и иногда эти шарики сталкиваются. Но ничего от этого не сохранилось, даже сверкающего следа, который оставляет за собой светлячок.

Мансур, задыхаясь, появился среди розовых занавесок. В руках он держал книгу и фотографии.

— Я нашел!.. Нашел!

Он просто сиял. Он, должно быть, боялся, что эти драгоценные реликвии потерялись. Сев напротив меня, он протянул мне книгу.

— Вот… Я очень ею дорожу, но вам могу одолжить… Вы обязательно должны ее прочесть… Прекрасная книга! И какое предчувствие! Алек предсказал свою смерть…

Он помрачнел.

— Я вам дам еще две-три его фотографии…

— Вы не хотите сохранить их?

— Нет-нет! Не беспокойтесь… У меня их десятки… И все негативы!

Я хотел попросить его напечатать мне несколько фотографий Дениз Кудрез, но не решился.

— Мне приятно дать фотографии Алека такому человеку, как вы…

— Спасибо.

— Вы глядите в окно? Прекрасный вид, правда? Когда думаешь, что убийца Алека ходит… где-то там…

Тыльной стороной ладони он провел по стеклу, обводя лежащий внизу Париж.

— Теперь он уже, наверное, старик… чудовищный… накрашенный старик…

Поежившись, он задернул розовые атласные занавеси.

— Я предпочитаю не думать об этом.

— Мне пора идти, — сказал я. — Еще раз спасибо за фотографии.

— Вы меня покидаете? Не хотите еще глоточек «Мари Бризар»?

— Нет, спасибо.